В эти святые дни Великого поста счастлив представить благочестивым православным христианам часть оконченной недавно работы: «Старец схиархимандрит Феодосий Почаевский» Надеюсь, что именно дни покаяния являются лучшим временем для знакомства с жизнью этого светильника веры нашего времени.


Литературная обработка, подготовка к изданию: священника Александра Краснова.
Подготовлено по надиктовкам отшельников: отца Мардария, отца Константина, отца Михаила, и др. близких к старцу людей.


Вступление.

Как-то, в очередной раз, прибыв в Почаевскую Лавру, в разговоре с братьями неожиданно услышал имя почившего схимника старца Феодосия. Оказалось, что один из них был даже его келейником. Поражал умилительный и восторженный блеск глаз всех, кто упоминал имя Старца.
Потом, уже поздно вечером, мы отправились на братское кладбище. В сумерках уходящего дня особо ощущается суетность нашего мира и величие подвига тех, кто призрел его мнимые прелести. Могилки, могилки… Тихое озерцо у стены, а брат рассказывает о лежащих в этой святой земле. Пребывающих телами в ней, душой же… Брат тихо говорил: «Думаю, тут столько мощей лежит! Вот доставали мощи преп. Амфилохия, а над ними гробик одного иеродиакона. Еще живы даже подвизавшиеся с ним. Открыли – а тело нетленно! Знамения не было на прославление, поэтому переоблачили, положили в новый гроб и оставили в месте захоронения».
Вот и аккуратная могилка отца Феодосия со свежей землей. Думал, земля насыпана при захоронении, оказалось, нет, привезена. Сотни паломников, почитателей старца, взяв по горстке земли, за день-два полностью разбирают могильный холмик. Поэтому земельку приходится привозить. Но разве можно отказать благочестивым верующим, познавшим благодать Божию по молитвам усопшего подвижника. И люди идут, идут…
Когда через сорок дней была вскрыта келия Старца, мне, недостойному, передали его очки, келейную икону Божией Матери, акафестник… Сподобился и права написать житие отца Феодосия. Материалы собирались долго, многие вечера приходилось записывать на диктофон воспоминания о нем, поэтому выход книги затянулся. Но надеюсь, что итог этой работы не разочарует желающих приобщиться святости жизненного подвига схиархимандрита Феодосия и тех, кто был рядом с подвижником во время его земной жизни.

Начало пути.


Родился схиархимандрит Феодосий (Александр Макарович Орлов) на Алексия, человека Божия, 17 марта 1906 года, крещен священником Алипием Введенским. При крещении наречен Александром – в честь святого благоверного великого князя Александра Невского. Место рождения доподлинно неизвестно – о своей жизни до сорока лет старец всегда молчал.
Сохранился посемейный именной список на 1 января 1910 года по с. Кадниковскому, Шелаболинской Заимке Касмолинской волости, Барнаульского уезда Томской губернии.
В числе крестьян, ведущих самостоятельное земледельческое хозяйство и изъявивших желание получить земельный надел, под №109 записаны Орловы.
Орлов Макар Ефимов 47 лет, 5 душ мужского пола в семье. Жена Матрена Никифорова, 37 лет.
Сыновья: 1.Павел 12-ти лет;
2.Ефим 10-ти лет;
3.Иван 8-ми лет
и 4.Александр 3-х лет.
Запись сделана на основе свидетельства, выданного Танцырейским волостным управлением Новохоперского уезда Воронежской губ, от 1 января 1909 года. Можно предположить, что это и есть место рождения будущего старца Феодосия. Но запись сделана уже 1909 году, через два года после рождения Александра. Правда, в свидетельстве о крещении братьев записан тот же священник Алипий Введенский. Но это могло быть и простой чиновничьей отпиской.
По косвенным данным, воспоминаниям отца Мардария, можно предполагать, что место рождения его – окрестности города Орел. Тем более что фамилии крестьянам стали давать в конце Х1Х-го века по весьма упрощенной системе – за основу бралось имя отца, семейное дело, название местности и т. п.
Вырос старец в Сибири, в дружной крестьянской семье. Своих родителей он очень любил, лично похоронил, и может быть, Господь за это дал ему такие долгие лета жизни. В последствии, старец часто говорил своим чадам такое поучение: «Чти отца и матерь свою», и приводил в пример себя самого. Какая же у него жизнь была до 40-ка лет – молчал, никогда об этом не рассказывал.
Окончил он четыре класса, больше образования не имел. Работал в селе, помогал отцу в крестьянском труде, потом революция застала, какой в дальнейшем судьба была – также неизвестно.
В Великую Отечественную войну отец Феодосий не воевал, но, согласно найденным документам, будучи призванным в армию, находился в тыловых частях – работал на военных заводах.

Странничество.


Какой у него перелом в жизни произошел, какое событие повлияло на то, что он оставляет привычный образ жизни и становится на путь странничества – никто не знает.
Начинается известность будущего старца, когда появляется некий странник Александр. Он вел жизнь подобную жизни святых странников древних времен, о которых известно из сохранившихся исторических свидетельств. Хотя и в более поздние времена были странники высокой духовности. Например, Амвросий Оптинский даже советовался с некоторыми прозорливыми странниками, наставлявшими его по жизни, давали советы. Скажем, книгу «Рассказы странника» и Феофан Затворник, и оптинские старцы одобрили. Вот кем-то подобным и он был.
Старец сам рассказывал, что когда он странничал, то всегда старался идти в одиночку, чтобы ни кто не отвлекал его от постоянной молитвы. Ходил пешком – из Киева в Почаев, из Почаева по другим святыням, спал в стогах сена. Старался обходить дороги, по которым машины часто ездят. Очень редко старец об этом рассказывал, но иногда бывало в разговоре кое-что и вспомнит.
Однажды, рассказывал он, подходил ночью к Почаеву. Время послевоенное было, очень много бандеровцев в округе бродило. Они несколько раз хотели даже преподобного Амфилохия расстрелять. Как уже говорилось, обычно ночевал странник Александр в сене, но стога сена нигде не было, зато около леса стоял какой-то заброшенный дом. Путник очень утомился, и зашел в этот дом. Двери в доме оказались открытыми, стояла лавка, старец перекрестился, лег и заснул. И вдруг среди ночи раздается какой-то шум, врываются в этот дом человек десять вооруженных бандитов - бандеровцев. Он думал, что это уже смерть: если бы они увидели русского человека, а старец на украинском не разговаривал, только на русском говорил, то они, конечно же, сразу бы его расстреляли – «москаль» для них был первым врагом, вне зависимости от того, кем он являлся. Но тут что-то случилось, они все засуетились и убежали. Такое чудо, странник лежал рядом, а они его даже не заметили! Старец потом говорил, что увидел в этом милость Божию, особый знак того, что он должен был еще пожить.
Старец рассказывал, как он в этот период странничества общался с преподобным Амфилохием Почаевским. Часто преподобный Амфилохий приглашал его к себе в келью, давал ему пищу, они беседовали.
Многие помнят старца в тот период, когда он на клиросе стоял. В то время уже подвизался в Лавре иеромонах Исаия, в будущем – схиархимандрит Исаия. И вот читая шестопсалмие и кафизмы – иеромонах сбился. Когда он проходил мимо отца Феодосия, странника Александра на то время, тот ему тихонько сказал: «Ты ошибся в таких-то, таких-то местах». Это так запомнилось схиархимандриту, что он часто вспоминал этот случай.
По-видимому, Евангелие он тогда уже знал наизусть. Очень часто отец Феодосий цитировал различные отрывки из Евангелия, цитировал дословно. На любой случай он брал Евангельское изречение Спасителя, относящееся к данной теме.
Старец если что-либо говорил о себе, то открывал только те случаи из своей жизни, которые несли в себе какое-нибудь поучение, были полезны для других людей. Он рассказывал о том, как его Господь спасал, или как Господь помогал. Рассказывал, как странничал.
Как уже упоминалось, он старался ходить по наиболее пустынным дорогам, на которых не встречались ни машины, ни путники. Но однажды по такой дороге ехала машина и вдруг остановилась. А в то время странники подвергались особым гонениям, их вылавливали, отправляли на принудительные работы и т.п. Вера также всячески прижималась, притеснялась, поэтому внезапная остановка машины вызвала у странника Александра невольный испуг. У него спросили: «Куда ты идешь?», и он, чтобы не сказать что странник, что идет по святым местам, сказал что-то другое. Старец потом рассказывал, как его совесть мучила, как он каялся в том, что неправду сказал.
Старец рассказывал другой интересный случай, из той скитальческой жизни. Его поймали и стали судить за бродяжничество. В наручниках привели в суд, сидят судьи, судят. В то время он уже был прозорливым, видел злых духов, видел людские души. Вывели странника вперед, а он и смотрит, кто его судит.
И увидел, что судья – это бес в образе человеческом. Старец рассказывал, что перекреститься не мог, и тогда стал читать молитву «Да воскреснет Бог». А судья такой злобный стал, и пятится, пятится назад. «Тогда я понял, что это за власть, кто руководит этой властью» – рассказывал старец, он всегда говорил, что эта власть не от Бога.
Его отвели к женщине - секретарю, а у секретаря была помощница. И он увидел, что у секретаря такое духовное состояние, что с ней ни о чем нельзя говорить, а у помощницы душа готова к принятию семени христианского. И когда секретарь вышла, он помощнице рассказал ее тайные грехи, а потом сказал: «Что же ты делаешь, спасай свою душу, где ты находишься?!». Пока не было старшей, а помощница сама вела все дело, она стала христианкой. По возвращении секретаря, она рассказала ему все и оставила работу.
Потом, когда состоялся суд, старца вывели и говорят: «Вот этот гражданин Александр Орлов, взял и своей пропагандой совратил нашу сотрудницу. Как вы это объясните, гражданин Орлов, вы не раскаиваетесь в своей деятельности?». И отец Феодосий рассказывал, как он встал перед всем судом и громогласно сказал: «Я бы хотел, чтобы вы все здесь стали христианами, и спасли свои души, кроме вот этих, конечно, наручников, которыми вы меня связали».
Этот поступок был в чем-то подобен поступку апостола Павла, который говорил: «Я бы хотел, чтоб вы все обратились ко Христу, кроме этих кандалов». Видно такая у него твердая вера была в то время, что он безстрашно отстаивал ее. Дальнейшие события старец не рассказывал, умалчивал.

Киево-Печерская Лавра.
Постриг в Киево-Печерской Лавре.


Так он странничал, потом странников начали совсем прижимать, это считалось тунеядством, шатанием, и т.п. И он после многих лет своего странничества пришел в Киево-Печерскую Лавру.
В молодости ему было видение: Александр тогда увидел прекрасную обитель, а жил-то в Сибири, и не знал даже что такое Киево-Печерская Лавра. И когда первый раз пришел в Киев, то узнал в Лавре именно увиденную во сне обитель, и решил, что в ней ему надо будет остаться.
Как рассказывал сам старец, войдя в Лавру, ему встретилась какая-то Величественная Женщина, с посохом. Она подошла к нему, дала этот посох будущему старцу в руку, и сказала: «Держись за заповеди Спасителя, иди этим путем да благо ти будет», и тут же исчезла.
Естественно он с такой великой радостью, с таким благоговением и восторгом духовным воспринял это. Стал спрашивать у окружающих: «Видели вы здесь кого-либо, только что?». На что ему ответили: «Не видели». И как ему потом объяснили духовные люди, это была Матерь Божья, которая явилась, и как бы утвердила его на этом избранном ним пути.
В Лавру Александр Орлов пришел примерно в 1953 году в возрасте 40-ка - 45-ти лет. Нес послушания безропотно, куда бы его ни посылали. Рубил дрова для обители, пек просфоры, был и водителем на грузовой машине «Студебеккер». Трудился и на послушаниях в Дальних пещерах преподобного Феодосия.
Будущий старец очень любил читать. И после смерти у него в келии осталось много святоотечественных книг. Псалтирь Матери Божьей он сугубо любил читать. В свободное время сразу его открывал, чтобы ум подкреплять.
В это время он уже чувствовал людей, одержимых злыми, лукавыми духами – прежде всего это были сотрудники милиции, «КэГэБисты». При их появлении он сразу говорил: «Это пришли сыщики, которые ищут православных христиан». Власти не хотели давать разрешение на прием Александра в Киево-Печерскую Лавру. Его постоянно на допросах спрашивали: «Александр! Ты хочешь домой? Ты же хороший водитель, можешь потрудиться для семьи и для отечества». На что будущий старец отвечал: «Я домой хочу, только в Небесные обители».
И представители «органов» решили, что он психически ненормален. Его забрали из Киево-Печерской Лавры в психбольницу и там начали проводить различные испытания. Кормили скоромными яствами, чтобы возбудить плоть, посылали девиц, но Господь не допустил грехопадения.
Старались устрашить его и возможной насильственной смертью. Владыка Нестор благословил иеромонаха Захария, чтобы он ходатайствовал о возвращении Александра в Лавру. Необходимо было забрать и прописать его любыми путями, потому что это хороший православный человек, безропотный, который способен понести любое послушание и на которого можно положиться. Лаврский иеромонах отец Захарий, в миру Владимир, получив благословение от епископа Нестора, поехал с документами забрать Александра из психбольницы. Когда он пришел, милиция не допускала к задержанному. Но сказали, что можно подойти к окну, показали к какому, там, мол, находится Александр, но он спит. Когда отец Захарий заглянул, то увидел, что Александр лежал на полене, а у головы – топор. Зашел милиционер и сказал: «Вот видишь, Александр, тебя уже зарубить хотели, а я спас. Даже топор уже заносился». На что будущий схиархимандрит ответил: «Все в руках Божиих, на все Его воля! Значит, Господь дает мне еще возможность пожить»
В то время и преподобный Амфилохий также содержался в психбольнице. Живущих по вере православных людей очень часто сажали как ненормальных в «желтые» дома, подвергая принудительному «лечению».
Старец рассказывал, что когда его посадили в плату буйных больных, он сидел в одном углу и читал Иисусову молитву, а все болящие сидели в другом углу, и злобными глазами смотрели на него. Рассказывал, что в среду и пятницу в психбольнице пищу совсем не принимал, потому что там все давали мясное. В какую свирепость впадали нечистые духи, бесы, сидевшие в болящих, когда он постился в среду и пятницу! Он смотрел и удивлялся, как им ненавистен пост.
Отец Захарий сказал Александру, что он приехал за ним и пошел к зав. отделением, чтобы взять «больного» на поруки. Зав. отделением отказывал, и отцу Захарию пришлось дать письменное поручительство, что если что-нибудь случится, он будет отвечать за последствия.
Забрав Александра из психбольницы, отец Захарий привез его в Лавру. Отца Феодосия привезли из психушки побитым, подстриженным, побритым, но когда его спросили: «Что Александр, над тобой издевались, тебя избивали?» Он ответил: «Нет. Все хорошо, все хорошо. Все, слава Богу».
Однако это было еще не все – возникли трудности с пропиской. Лавра нуждалась в физически здоровых насельниках, а Александр был еще и хорошим водителем. Нужно было возить для обители дрова, а гражданских шоферов не было, если и нанимали, то милиция их притесняла. И владыка благословил: «Садись Александр, вози дрова». Однажды нужно было машину с кирпичом для обкладки источника спустить вниз. Спуск был очень крутой и заросший деревьями. Водитель владыки побоялся, а Александр перекрестился и поехал. Водители стояли и удивлялись, говоря: «Ну, туда он спустится, а оттуда не выедет», потому что дорога была узкой с множеством поворотов между деревьями.
Разгрузили этот кирпич, и он опять сел в машину, перекрестился: «Преподобные Антоний и Феодосий, благословите!». И, как говорится, словно по воздуху машина выехала наверх. Владыко сказал: «Ну, Александр, действительно ты шофер первого класса!»
Как уже говорилось, прописаться было очень трудно – власти делали все, чтобы уменьшалось число насельников. Но отец Захарий опять заступился за Александра и ездил даже в Москву. К руководству попасть было трудно, почти невозможно, но у него были очень хорошие трудовые документы и благодарность лично от Хрущева. Дело в том, что в миру отец Захарий работал машинистом и однажды вез в Одессу Хрущева. В дороге обломались в топке колосники, и отец Захарий полез в печь. Помощник машиниста и кочегар обворачивали его, чтобы он смог поднять колосники. Если бы топка полностью обвалилась, то состав пришлось бы останавливать. А это могло повлечь за собой срыв графика движения поездов и задержку прибытия Хрущева в Одессу.
Он получил ожоги, но все установил, и поезд пришел вовремя, точно, как и следовало согласно расписанию. За это Захарий получил премию, а благодарность занесена была в трудовую книжку.
И вот когда он прибыл в Москву и пошел ходатайствовать за прописку Александра, то сумел попасть на прием к Хрущеву. И Хрущев, не разбирая сути дела, а, только увидев благодарность со своей личной подписью в трудовой Захария, вынес резолюцию: «Прописать гражданина Орлова»
С этим документом отец Захарий и пришел в Печерскую милицию. Все были удивлены – как Хрущев мог вынести такую резолюцию?! Но Александра прописали, и он уже на законных основаниях стал трудиться в Лавре.
До этого, пока он не был приписан, милиция часто избивала его. В кельи пускать странника было нельзя, и он ночевал в саду. Милиция обыскивала сад и донимала: «Ты чего здесь? Ты должен трудиться на производстве». Били палками, очень жестоко, а он крестился и приговаривал: «Слава Тебе, Господи, слава Тебе». Иногда от невыносимой боли кричал: «Ой, как больно! Не бейте меня!». Однажды его забрали и вывезли за город, чтобы не возвращался в Лавру. Через день он появился, весь избитый, но сразу начал трудиться на послушаниях.
Все это видел один монах и рассказал игумену Андрею, лаврскому благочинному. Тот ответил: «Молчи, он все выдержит».
А когда Александр получил прописку, то нес послушание на просфорне, в иконной лавке также трудился. А потом, уже будучи послушником, нес послушание в Дальних пещерах. Трудился он безропотно, со страхом и благоговением, потому что там надо было угодников переодевать. Из сырых мест мощи выносили летом в помещение, называемое богодельней, и там переодевали угодничков Божиих, просушивали одеяния их.
Постригали Александра около 55-го года Великим постом вместе с другими послушниками: о. Мардария, о. Ахилу и др., всего пять человек. Владыка Нестор постригал, но по благословению митрополита Киевского, тот благословил. Духовным восприемником был отец Прохор Почаевский, ныне уже почивший. Отец Прохор, в монашестве – Полихроний, а потом схиархимандрит Прохор, был духовником Киево-Печерской Лавры.
Духовным наставником монаха Ахилы, с таким именем принял постриг Александр, стал известный в то время схимонах Дамиан. Он был киотным возле чудотворной иконы Успение Божьей Матери в Киево-Печерской Лавре. Схимонах очень почитался православным народом как прозорливый и духовный старец, и Ахила был у него келейником. В лаврской келье у отца Феодосия всегда вместе с иконами стояла фотография старца Дамиана. Он такой был даже на лицо благодатный – белая борода, высокий, стройный. Когда отца Феодосия спрашивали: «Батюшка, а кто это такой?». Он отвечал: «Это мой старец Дамиан, святой жизни был старец!». К этой фотографии-иконе он не позволял даже дотрагиваться. О. Дамиан выходил из кельи только для исполнения послушания, у него послушание было мощи переодевать перед Пасхой и другими праздниками. Мощей же было очень, очень много. На Пасху – одевали в белое, на Троицу – в зеленое. А так отец Дамиан из кельи не выходил. Схимника никогда ни в трапезе не видели, ни в церкви не был, не ходил. Только в кельи, но людей принимал. Схимонах Дамиан был наставником отца Ахилы, а схиархимандрит Прохор – духовником. Он в Лавру пришел из Киевского Ионовского монастыря, отличавшегося строгим уставом.
Также у о. Феодосия лежала фотография Глинских старцев, у которых он окормлялся в период своего пустынничества в горах Кавказа.
***
Монах Руф, который в те времена с монахом Ахилой жил в одной кельи, приезжал в Почаевскую Лавру. Заходил к старцу в келью, они встречались, и отец Феодосий всегда так радостно говорил: «Вот мы из одного гнезда». У них какая-то особая духовная дружба была. Между ними была истинная братская любовь.
Это понятно конечно, в стране было время гонений, время репрессий против священства, и это, естественно, сплачивало насельников Киево-Печерской Лавры, сплачивала духовная любовь. Все ненужное отсеивалось, и оставался такой сильный православный костяк.
Когда отца Руфа спрашивали: «Как вы там со старцем жили?». «Я с ним вместе в кельи жил, у нас там такая перегородочка была, – отвечал Руф, и вспоминал – Да он все время молился, молился и молился, и вечером молился, и все время».
Многие, из братии того периода, вспоминая монаха Ахилу, говорили о нем: «Это настоящий молитвенник, потому что самое главное – он всегда был на Литургии, всегда присутствовал, даже если не по своей воле, то по воле послушания он был пономарем».
В Киево-Печерской Лавре была такая традиция: с паломниками вечером читать акафисты, молиться, задавать им тон духовной жизни. Именно эти послушания с радостью нес отец Ахила. Придет с ящика, поужинает с братией, с одиннадцати два часа отдохнет и скорей бежит на моление ночное, с народом. Народа – полная церковь, он со всем этим хором управляется, тон задает и молится. Все в Киево-Печерской Лавре удивлялись, какой подвижник отец Ахила. Всегда с людьми, с паломниками встречается, беседует, наставляет, ревность у него была такая духовная, особенная.
Так он с народом молился в пещерных храмах, читал акафисты с вечера и до утра, утро опять начинал с молитвы, и опять начинал свой новый день с послушания пономарского или другого. Какие бы на него послушания не возлагались: или это было пономарство, или блюстителем был, или послушание в Дальних пещерах нес, или послушание в иконной лавке исполнял – всегда он о людях страдал и людей любил. Он целую ночь проводил с любовью и радостью в молитве, всегда наставляя народ в христианской жизни. Бывало, что батюшка читает акафист, а потом – как бы ноги подкашиваются, буквально падает. Но он тут же сразу встает, взбадривается, и продолжает читать акафист. Когда ему говорили: «Пойдите, отдохните, поспите», он резко отвечал: «А, что, я спать не хочу». И так он постоянно трудился, и к труду прилагал еще и молитву.
Однажды батюшка, когда был в келии, немного задремал. К нему пришел один послушник и постучал, но батюшка не ответил. Послушник самовольно зашел в келлию и увидел, что батюшка отдыхает на кровати. Подошел поближе и рассмотрел, что отец Феодосий не на подушке спит – под головой у него был обычный камень. Батюшка сразу поднялся, а послушник у него спрашивает: «Вы, что на камне спите?». Он ответил: «Где? Я на подушке сплю, у меня нет камня». Потом батюшка попросил, чтобы невольный свидетель его подвигов никому не рассказывал об увиденном.
Закрытие Киево-Печерской Лавры.


Когда закрывали Лавру в 1961 году, последний, кто уходил из нее это был схиархимандрит Феодосий. Старших монахов вывезли, а младшие еще оставались. Иеромонах Лавры отец Авраамий, вспоминая, говорил, что его поражала жизнь старца Феодосия, потому что он был и физически крепким, но еще более был крепким духовно. Отец Авраамий называл его по жизни блаженным.
Когда Киево-Печерскую Лавру закрывали, братья разошлись кто куда. Архимандрит Прохор пошел в Почаевскую Лавру. Из братии никого и нигде не брали, так как был запрет от властей. А так как отец Прохор был духовник – власти уже не могли его отставить, и он в Почаевской Лавре остался духовником. Отец Кукша тоже впоследствии уехал в Почаев.
Отец Ахила не хотел покидать Киевскую обитель, его просто насильно выгнали. Трудно сказать, как это произошло. Вот что рассказывает об этом близкий по Лавре отцу Ахилле человек – раб Божий Виктор.
«С отцом Ахилой мы познакомились, неся послушание, то есть он трудился на всех работах в Лавре, а я пришел из училища. Меня приняли не послушником, а вольнонаемным. Настоятель сказал при этом, что надо этого юношу послать на послушание в Дальние пещеры. «Он молодой, будет водить туристов, рассказывать паломникам жития святых угодников», – говорил наместник.
И тут же Александр трудился на территории – туда завозили раньше дрова для печей, и он рубил их. Мы с ним познакомились, и он говорит: «Виктор! Завтра я иду к тебе на послушание в Дальние пещеры». Я говорю: «Не я принимаю, – там есть блюститель – отец Анемподист, а на Ближних пещерах – отец Иосиф». Он в миру работал врачом. Потом поступил в Киево-Печерскую Лавру и стал игуменом. Так отец Ахила получил послушание в Дальних пещерах, и тут мы с ним уже ближе познакомились. Он стал рассказывать и о себе, и как надо вести себя, как надо обращаться с молодыми людьми, как надо удаляться от мирской жизни, чтобы в тебе был Бог.
Наша дружба с ним крепла, и когда я уходил в армию он сказал мне: «Виктор, я ничего не прошу у Бога, только чтобы ты из армии возвратился христианином. Потому что много тебе будет испытаний, трудностей. Многие уходили иподьяконами, послушниками, а возвращались из армии комсомольцами и в Лару не ходили. Так, брате, плачу за тебя, чтоб ты остался христианином». Господь так устроил, что Лавра дала мне хорошую характеристику. Комиссия удивлялась, что такой молодой юноша и в Киево-Печерской Лавре.
Попал служить в Грузию, равноапостольная Нина укрепляла меня там, ходил в храм Александра Невского и там же познакомился со старцем архиереем, епископом Зиновием. Он меня тоже поддержал духовно, потому что когда я писал в Лавру с просьбой дать тот или иной совет, часто письма не доходили – уже начались сильные притеснения.
Когда я окончил полковую школу и стал сержантом, меня стали принуждать вступить в комсомол. Я сообщил в Лавру. Ответил владыка Нестор так: «Виктор, крепись! Проси угодников, Матерь Божию и выстой, только не вступай в ряды комсомола».
Я просил Бога и Господь послал мне болезнь в тот момент, когда уже решалась судьба моя. Утром мне надо было прийти на комсомольское собрание, а ночью открылась язва. Подполковник медслужбы обследовал и приказал немедленно отправлять в госпиталь, чтобы избежать прободения.
Таким чудом Матерь Божия меня спасла, я попал в госпиталь, там пролежал месяц – полтора. Полковник медицинской части стал уговаривать меня не комиссовываться, обещая помочь поступить военно-медицинский институт. Я у него выпросил отпуск, чтобы проведать брата и мать, не зная, что Лавра закрывается.
В Лавру я приехал 25 февраля 1961 года, зашел на Дальние пещеры в полной военной форме и отец Ахила меня встретил. Он стоял за прилавком, продавал свечи и когда увидел меня, говорит: «Виктор, Лавру закрывают!». Я спросил: «Кто сдал ключи?!». Он отвечает: «Не знаю, но старцев вывезли, Захария, брата твоего, тоже нет».
Литургия заканчивалась как раз, шло Причастие… Я зашел в пономарку. Тут же встречаю отца Игнатия, он в схиме Иларион, отца Авраамия, тогда еще монахом он был. И они говорят: «Витечка, ты попал уже на закрытие, как тебе быть сейчас – не знаем!». Говорю им: «Я хоть поклонюсь угодникам Божиим». Они отвечают: «Пещеры уже закрыты!».
Служба закончилась, и я пошел к отцу Ахиле, говорю ему: «Отец Ахила, как же мне быть?». А он отвечает: «Подожди, пойдем, хоть покушаешь последний раз в Киево-Печерской обители». Я согласился. Потом спрашивает: «Что тебе дать на память о Киево-Печерской Лавре?». Он посмотрел и видит кресты, которыми постригали монахов. Они такие красивые, деревянные – из кипариса. Делал их отец Руф, тогда он в послушниках был – Василий. Говорит: «Вот тебе крест, он останется на всю жизнь. Это благоухание святых угодников», – когда гробики истлевали, целые доски переделывали на кресты. Этот крест у меня до сих пор хранится и источает аромат кипарисного дерева.
А у меня и аппетит уже весь пропал от происходящего. Говорит один из братии: «Не обращай внимания, помолимся, Матерь Божья укрепит и все устроит. Распорядителем города Киева есть князь Владимир, а покровителем есть Матерь Божья, которая тебя приняла в святую обитель на послушание. Так как ты честно трудился, угодники помогут тебе, так что не переживай. Сядь потрапезничай с нами, покушай борщ, кашу, компот – очень благодатный и вкусный».
Для меня было великой радостью, что я сподобился хоть в последние минуты увидеть, как уходила братия. Некоторые даже замуровывались, Так отец Нектарий, замуровался к стене, а уже позже его нашли в стенах Киево-Печерской Лавры. Это доля истинных монахов, которые старались не выходить из Лавры.
Потом мы с отцом Ахилой попрощались, расстались, он уехал, сказав: «Витя! Я уеду или в Почаев или в горы какие-то на Кавказ». Он стремился к уединению, подальше от мира».
Отцу Мардарию и отцу Феодосию было благословение пойти в пустыню, на Кавказ. Благословил отец Анемподист, старенький иеромонах Киево-Печерской Лавры. Он был такой высокий, внутренне закрытый. Батюшка Анемподист иеромонах, отец Ахила, был уже иеродьяконом. Рукоположил его тоже владыка Нестор.
Когда закрывали Лавру, епископ Нестор сказал: «Братья! Я буду вас рукополагать в иеродьяконов, и в иеромонахов. Будете какую-то копеечку приносить, где-то помолитесь, послужите, может где-то на приходах придется вам служить».
После этого, видя все происходящее и исполняя благословение, отец Ахила отправляется в горы на Кавказ. Очень интересен случай, происшедший в последние дни перед изгнанием монахов из Киево-Печерской Лавры. Один священник из окружения митрополита Гедеона, будучи уже в весьма преклонном возрасте, сопровождая владыку, посетил Почаевскую Лавру. Как же он был приятно удивлен, узнав, что старец Феодосий – это в прошлом простой монах Киево-Печерской Лавры Ахила. Он рассказывал, что когда закрывали Киево-Печерскую Лавру, то ходил с унынием по двору – священником не был, был простым семинаристом, а семинария закрывалась, казалось, путь в священники закрыт. И вот он встретил монаха Ахилу, который вручил ему книгу проповедей. Казалось на то время книга проповедей – зачем?! Что это значило? Но потом понял смысл подарка – он станет священником. И стал священником солидным, маститым, ревностным защитником Православия.
И ему так запомнилась то добродушие, с которым его встретил будущий старец, дал ему книгу, и он понял, что это не случайно. Значит, старец уже тогда имел дар прозорливости.
Отец Мардарий, тоже получивший благословение на жизнь в пустыне, пришел в горы иеромонахом. Уже перед закрытием ему дали послужной список, благословили, но он начал искать место для затвора в миру. Через время отправился на Кавказ. А о. Ахила приехал в горы раньше, в 62-ом или в 63-ем. После получения благословения у о. Прохора, он не стал никуда ездить – сразу на Кавказ.


Кавказ.
Жизнь горного отшельника.


О продолжительности пребывания старца на Кавказе точных сведений нет. Одни говорят пятнадцать лет, другие – десять лет он там подвизался. Сам старец об этом умалчивал, в официальных документах о Кавказе вообще ни слова. Но по пробелу в написанной самим старцем автобиографии, пятнадцать лет подвигов отшельничества кажутся наиболее реальными. Из этих пятнадцати лет – четыре года полного затвора.
Отец Ахила жил с братией в Анкелах, там есть поляна большая среди каштанов. Они разработали ее, раскорчевали, все подготовили, как положено. И сажали там кукурузу, картошку, помидоры, огурцы, виноград – все. Очень хорошее теплое место было и земля очень плодородная. Жило там двенадцать монахов: отец Касьян, Аввакум дьякон, иеромонах Адриан, отец Ахила, отец Агафангел и другие из братии. А руководил ними отец Виталий Тбилисский. Впрочем, старшим-то назвать его было и нельзя, скорее – ведущим был.
На реке у них была мельница водяная, сами построили. Кукурузу растили и на мельнице мололи. И пчел держали. Хотя поляна плодородная была, но они еще и удобряли землю. Сделали такой ящик на длинных ручках и целый год ходили туда в «прохладную», а там весною брали за ручки и выносили на огород. Отец Агафангел, показывал потом пустынникам из других мест огромную картошку. У него впоследствии часто спрашивали: «Отец Агафангел! А вы не брезговали кушать эту картошку?». Он отвечал: «Ну, почему? Это же все через землю прошло!» Отец Меркурий книгу написал о себе и о жизни той: «На горах Кавказа».
А отец Меркурий большой и тяжелый крест нес. Живя в миру, во время после НЭПа, он был осужден на десять лет лагерей. Перед окончанием срока, его уговорили на побег, который не удался. Добавили ему еще шесть лет. Он говорил братии: «Вся моя молодость прошла в тюрьме». Шестнадцать лет сидел в тюрьме! Это подвиг! Но и ни кто не достиг такого в Иисусовой молитве, как отец Меркурий. У него даже сердце билось в такт молитве: «Го-осподи Иисусе Христе, Сы-не Божий, по-ми-луй мя гре-ешнаго!». И спит, а сердцем молится.
Еще много преуспели в Иисусовой молитве монах Касьян и отец Ахила. Они не просто ревновали молитве, но умели молиться. Однажды иеромонах Николай и монах Константин отправились к монаху Касьяну за наставлениями по молитве. Они молились, но успеха не достигали, потому что звучала молитва скомкано: «Господи Исусе Христе…». Отец Касьян им объяснил, что каждое слово должно произноситься четко и полностью, надо выговаривать слова, особенно – Иисусе.
А если в молитве произносится «Исусе» с одним «и» – это как об стенку горох, только помыслы гонять будешь, да и все.
С отцом Ахилой об этом многие говорили, насчет внутренней молитвы. Он сказал, что ее и потерять легко – стоит то ли осудить кого, или слово сказать какое, она тут же уходит. «Но потом я ее возвращаю» – сказал батюшка».
Никакого монастыря не было, жили все отшельники по своим кельям, как преподобный Серафим Саровский. Старец также жил отдельно от других, в своей скрытой от людских глаз пещере. Своеобразным было ее расположение – вверху горы жили другие подвижники. Отец Ахила спускался под их келью, там у него была цепь замаскированная, и он по этой цепи уже спускался вниз. Тут у него и была своя пещера – келья.
И в дупле жил одно время. В той местности есть огромные деревья, и внутри они, как правило – гнилые, и если выбрать внутренность, то остается только наружная древесина с корой. Достаточно сделать пару перегородок, и получается приличная келья, многие этим пользовались. Такое жилье очень хорошо замаскировано, вход с боку зарастал зеленью, так что его не видно было. Вот так многие и жили, даже делали два этажа. На одном этаже они жили, на другом у них всякий инструмент лежал, запасы продовольствия.
По рассказам старца, он носил власяницу, не вкушал пищи, бывало, по целой седмице. А если и позволял себе кушать, то варил борщ, ставил в дупло – раз в день поест, и борща хватало на три дня. Старец любил повторять: «В горах – вот это монашеская жизнь, а что сейчас, разве это монашество, вот когда-то было монашество. Тогда друг друга поддерживали, друг друга духовно любили, была сплоченность духовная. Сейчас суета, а в горах утром проснешься, солнце всходит, везде горы. Как станешь на молитву, и вся молитва прямо летит к Богу».
Конечно, возникает вопрос о службах, прежде всего служении Литургий отшельниками. Сам отец Ахила в то время не имел Антиминса, не сразу и в иеромонашеский сан облечен был. Ну, а так – был у них Антиминс, было все необходимое для службы, они собирались в определенной какой-то кельи и там служили Литургии. Потом построили церковку. Церковь была освящена, конечно же, по благословению. Ездили к епископу за разрешением, все сделали по правилам. Епископ Павел благословлял. Епископа Зиновия еще не было тогда, он в Тбилиси находился. Зиновий приезжал, но позже. Он русский, а там еще были грузинские епископы, а когда их не стало, тогда уже его поставили.
Даже значительно позже сопровождавшие старца на Кавказ, видели, как отшельники такие службы правили.
Чуть позже там был поставлен прекрасный святитель – митрополит Зиновий, сейчас его собираются канонизировать. Он был прозорливым духовным наставником, и к нему много людей ехало. Он приютил всех старцев, старцы окормляли пустынников. Отец Ахила, в то время иеродьякон Ахила, духовно окормлялся у Глинского старца Андроника.
Следует сугубо подчеркнуть, что монахи в горах не жили самовольно, об их пребывании прекрасно знал грузинский патриарх. Грузинский патриарх Илия очень уважал их. Он сам был постриженником упоминавшегося Глинского старца, на то время уже митрополита Зиновия. Митрополит, когда постригал его, сказал ему прямо: «Ты будешь патриархом».
Митрополит Зиновий, приютив Глинских старцев, очень обильно помогал монахам, которые жили в горах, потому что сам в свое время тоже жил в горах. Все эти люди прошли через горы. И Илия очень уважал монахов, он их благословлял. Отец Феодосий говорил, что когда пришел к патриарху Илии, то рассказал о бывшем ему явлении Божьей Матери, и что ему сказано было идти в Почаев. На что патриарх ему ответил: «Иди в Почаев, это воля Божья, иди я тебя благословляю», – сам патриарх Илия ему так сказал.
Т.е. монахи, которые там жили и живут, не живут как раскольники, они являются чадами Православной церкви, и у них даже есть благословение патриарха постригать в монашество и т.д. Сейчас, в настоящее время монахи тоже там живут, патриарх о них знает, оказывает посильную помощь.
У каждого своя была совершенно отдельная келия была, и каждый в своей келии. Келейки строили маленькие, тайные, запасались продуктами впрок. Аввакум был столяром, Василий – столяр, его убили, Пимен был столяр. Они там все столярничали, и келии построили, и церковь они же выстроили.
Одно время отец Феодосий жил в пещере, в скале, уже упоминалось об этом. Отец Меркурий в книге «В горах Кавказа» рассказывает случай, когда отца Исаакия сбросили со скалы, а отец Феодосий сказал, что он слышал, как он летел. Это было как раз в то время, когда старец жил под скалой. Келия отца Ахилы была прямо как птичье гнездышко приклеена, половина к земле, половина к дереву. Там все боялись не только жить, но и заходить туда, а он жил. Была там тропа наверх, очень крутая. Лестницы там не было. В некоторых местах надо было по веревке на стену забираться. Так строили специально, на случай неожиданной проверки, чтобы не нашли. Никто не знал, где его келия, даже не все братья знали, что он там живет. И построил это убежище он сам.
Стоило зайти внутрь келии – сразу поражало полная безмолвность. Старец был настоящим православным аскетом-пустынником одного духа с монахами древними – нитрийскими, фиваидскими и т.п.
Это был настоящий аскет. Все боялись, что его могло просто завалить там камнями. Но он с улыбкой отвечал на тревогу братии: «Ничего, молюсь». А сам на труд, к пчелам своим, в огород.
Огород давал им картошку, фасоль. До 100 кг бочки солили, а Василий схимник бочки делал, приносили и тем пустынникам, у которых огородов не было. Картошки было очень много, клубнику развели, потом начали разводить яблони, груши. Там земля очень хорошая, плодородная.
Когда они только пришли туда, и начали разрабатывать землю, то находили какие-то железные изделия. Невозможно было определить, кто там жил до этого, то ли дикари, то ли в средние века кто. Лишний мед раздавали всем монахам, в город возили. Рыба была, но монахам она не особо и нужна была. Питались больше овощами и фруктами. Рыбу не всегда можно было кушать. Отец Аввакум крестики делал большие и маленькие. Отец Меркурий тоже пчелами занимался.
Но о. Ахила среди братии все же был первым пчеловодом. В книге отец Меркурий часто упоминает «брата больного». Отец Виталий был больным братом. И в своей книге отец Виталий написал, что больной брат – это именно он. А пчеловодом был Ахила. У брата Виталия Тбилисского были больными легкие. За него безпокоился Меркурий, он же подводил его на постриге, был для него как духовный отец. А постригал его в пустыне о. Мардарий. О. Ахила был, все пустынники сошлись на постриг, а отец Меркурий подводил. Он его и в Тбилиси ездил проведывал в болезни.
Вообще, в то время такое сильное гонение было на монахов, что очень многие из них жили вот так, отшельниками в горах, как правило – в пещерах. Благо, что население там, в основном такое добродушное, что не гнали их, наоборот, пользовались советами, наставлениями старцев. Некоторые монахи так жили по десять, по пятнадцать лет, некоторые по двадцать лет, а были и такие, что всю жизнь там прожили. Все Глинские старцы, во время гоний, после закрытия Глинской пустыни, ехали именно в Грузию, Абхазию, и там останавливались.
Любовь у них была между собой – первых христиан, такая радость помочь слабому брату. Ноши сами носили, и себе, и тем, кто не мог сам себя обезпечить. Отец Ахила всем помогал. Ноши таскал такие, что все удивлялись. Несет бывало, два бидона – один 10-ти литровый бидон с медом, а другой с водой. Ему говорили: «Отец Ахила, что ты так много несешь, да еще и дождь какой». Он говорил: «Что ты говоришь – летная погода!». Все шутками отговаривался.


Мученичество и исповедничество монахов-отшельников.


Жизнь в горах была исполнена всяческих опасностей, многие монахи-отшельники прияли мученическую кончину. Отец Феодосий рассказывал такой случай в горах. К его кельи добрались бандиты, схватили, и хотели отрубить ему голову. И вот один из них, скорее всего это был сбежавший из тюрьмы смертник, а может и кто-то из органов, даже взял топор в руки. Другие связали старцу руки, положили на пенек, и взявший в руки топор уже замахнулся и говорит:
—Я тебе сейчас голову отрублю.
А старец, положив голову, и отвечает:
—Руби, только что ты от этого будешь иметь, если ты ее отрубишь?
Он задумался и говорит:
—Ну что, отрублю, да и все.
—Хорошо, руби голову, но ты душу мою не заберешь. Душа-то Божья, можешь отрубить, ничего ты не добьешься этим» — беззлобно ответил старец.
И тот уже замахнулся, но какая-то сила его сдержала, он что-то подумал, топор выбросил, и таким чудом Божьим отец Ахила остался живой.
Такое время его жизни в пустыне было, что жизнь монаха не стоила ничего. Там ничего не стоило сбросить монаха с горы. Были случаи, что даже люди из органов, того же КГБ хватали монахов и сталкивали с горы, сколько такого было… Бог весть!
Еще один поразительный случай произошел в горах, после которого вертолетчик пришел к вере. Он следил за монахами, летел на вертолете, чтоб всех монахов выловить. Но часть монахов сбежала, а он их заметил и пошел за ними. В вертолете была целая команда, они садились, забирали монахов и увозили. И вот они летели за монахами и стали их прижимать пропасти, а за пропастью – лес, в котором можно было скрыться. Но через пропасть ни как нельзя было перейти. Монахи думали, что уже все, вертолетчик стал приземляться, чтоб забрать их всех. И тут происходит чудо – первый монах крестит перед собой пространство и все пошли через пропасть. Вертолетчик смотрит с вертолета и видит, как они идут по воздуху как по мосту. Его бросило в жар, вертолет с грохотом упал на землю. После этого он прилетел обратно на базу, положил свой партбилет на стол и сказал: «Все, простите, я отказываюсь этим заниматься». И он стал верующим человеком.
В это время, когда жил в подвигах отец Феодосий, в горах вместе с ним подвизался, уже упоминавшийся, также в будущем очень известный старец Виталий, который тоже окормлялся у Глинских старцев, был духовным чадом схиархимандрита Манджуги.
Схиархимандрит Виталий ухаживал за старцем Исаакием, который жил на верху горы, в которой ниже расположена была и пещера отца Ахилы. Старец часто просил у Бога: «Господи, накажи меня в этом веке, только не накажи в следующем». И как-то раз отец Виталий ушел, а к старцу Исаакию пришли то ли разбойники, то ли люди из органов. Когда они увидели старца, то, вероятно, подумали, что у него есть деньги. Злодеи стали избивать его, мучить, и потом сбросили праведного старца Исаакия в пропасть. Отец Феодосий, как уже говорилось, жил в то время ниже него в пещере, и он услышал, что что-то летит. Когда тело старца нашли и достали, а было лето, стояла жара, оно оказалось полностью нетленным.
Бандиты не сожгли церковь, они посмотрели, что монахи, брать нечего, и ушли. Церковь и сейчас стоит, разрушенная.
Был в пустыне Василий Барганский странник, его нашли на пасеке убитым, а как это было, никто не знает. Отец Ахила говорил, что сын Василий (он Василий и сын Василий был) его убил, чтобы паспорт переделать и стать Василием старшим. А сын тот скрывался от властей. Василий схимник был знаменитым столяром, лесорубом. Когда что-то случилось, младший Василий ушел и пришел к пустынникам на поляну жить. И когда вертолетом отшельников ловили, и его забрали. И вот сидит КГБист за столом, и Василий зашел. Они посмотрели друг на друга, и поняли, что они старые знакомые. КГБист спросил: «Ну, что Василий прописка тебе нужна?». Тот ответил: «Уже не нужна». Вот так Господь сводит. А схимника Василия явно убили на тропе.

***
Отец Ахила пользовался большим уважением у пустынников, его все уважали. Стремились его посетить и верующие миряне. По его рассказам, даже такой известный человек как Марк Лозинский специально приезжал в горы для встречи с батюшкой. В то время старец, уже после затвора, после всех этих своих подвигов, достиг полного безстрастия, имел дар прозорливости, может и другие дары, он об этом много не рассказывал.
Когда однажды к старцу пришел один из его чад, и показал ему книгу Марка Лозинского, старец улыбнулся и сказал: «Да, я его знаю». А он его спросил: «А откуда вы его знаете?». «Когда я жил в горах, – ответил старец, – он заходил ко мне в келью, и мы с ним долго говорили, он у меня много советов спрашивал». Отец Феодосий был очень хорошего мнения о безвременно почившем проповеднике и богослове игумене Марке. К старцу шли многие очень образованные люди. Он обладал истиной вечной, а они – тленной. Так было в Оптиной, так было и на Кавказе.
Продолжение следует.

Великопостные поучения.
(Обработка произведений дореволюционных авторов)

Святая тень
(притча).

В древние годы жил один святой человек. Святость его была так велика, что ей удивлялись даже ангелы и сходили специально с неба, чтобы посмотреть как, живя на земле, можно так уподобляться Богу. А он жил просто, распространяя вокруг себя добро, как звезда распространяет свет, как цветок распространяет аромат, сам этого не замечая. Каждый день его жизни можно определить двумя словами: он благотворил и прощал. Никогда об этом ни слова он не говорил, но это выражалось в его улыбке, в его приветливости, добродушии и ежечасной благотворительности.
И сказали ангелы Богу:
— Господи, даруй ему дар чудес!
— Я согласен. Спросите у него, чего он хочет.
И спросили ангелы святого:
— Желаешь ли ты прикосновением своих рук подавать больным здоровье?
— Нет, – отвечал святой, – пусть лучше Сам Господь творит это.
— Не желаешь ли ты иметь такой дар слова, силою которого ты обращал бы грешников на путь истины и добра?
— Нет, — сказал святой,— это дело ангелов, а не слабого человека; я молюсь об обращении грешников, а не обращаю их.
— Может быть, ты хочешь сделаться образцом терпения, привлекать к себе сиянием добродетелей и этим прославлять Бога?
— Нет, – сказал святой, – привлекая к себе внимание других, я тем буду отвлекать их от Бога. У Господа же много других средств к прославлению Себя.
— Но чего же ты, наконец, хочешь? – спросили ангелы.
Святой отвечал с улыбкой:
—Чего мне хотеть? Да не лишит меня Господь милости Своей! С ней у меня будет все.
Но ангелы продолжали настаивать:
— Все-таки нужно, чтобы ты испросил себе дар чудес, или мы дадим тебе его насильно.
— Хорошо, – ответил святой, – я хочу творить добро так, чтобы самому о том не ведать.
Смущенные этой просьбой ангелы стали советоваться между собой. И остановились на том, чтобы тень святого и позади и по сторонам его, невидимая им, имела дар исцелять больных, облегчать скорби и утешать печали. Так и было.
Когда проходил святой, его тень, отражаясь по сторонам и позади его, покрывала зеленью утоптанные дороги, украшала цветами увядшие растения, возвращала чистую воду иссохшим ручьям, свежий цвет лица — бледным малюткам и тихую радость плачущим матерям.
А святой по-прежнему просто проходил свою жизнь, распространяя вокруг себя добро, как звезда испускает свет, как цветок—аромат, сам этого не зная. И народ, почитая его смирение, молча следовал за ним, ничего не говоря ему о чудесах его, и, забыв даже настоящее его имя, стал называть его «святою тенью».
Если мы будем жить свято, то доброе назидание, подобно тени, повсюду будет следовать за нами и везде творить чудеса, о которых мы узнаем только в день суда.

Три друга.

Пришел одному человеку смертный час. И послал человек за своими друзьями—проститься с ними. Пришел один друг, и сказал ему человек:
— Прощай, друг, я умираю.
Прощался с ним первый друг и сказал:
— Когда умрешь, я за тебя свечку поставлю.
Пришел второй друг. Прощался с ним человек, и обещал второй друг проводить его до могилы.
Пришел после всех третий друг.
— Умираю, — сказал человек, — прощай и ты.
— Не прощайся, — сказал третий друг, — я с тобой не расстанусь, пойдешь в могилу, — с тобой в могилу пойду. Пойдешь в жизнь, я с тобой в жизнь пойду,
И умер человек. Деньги ему свечку поставили, жена до могилы проводила, а пошли с ним в могилу его добрые дела, которые и оправдают его на Страшном суде. Спешите же делать добро.
«Творец времени бережет время, а мы его расточаем. Он спешит делать наше спасение, а мы откладываем. Утром говорим: «Начну в полдень. В полдень — отложу до вечера. Вечером — это еще не последний час». В юности отлагаем спасение свое до зрелого возраста, в зрелом возрасте отлагаем до старости; в старости — до последней болезни. После этого нет ничего невероятного, что нощь смертная, когда никто не может делати, застанет нас совершенно не готовыми стать на суд.
И не говорите о милосердии Божием, лучше вспомните Его правосудие. Не указывайте на разбойника, — кто знает, будем ли мы пред смертью в состоянии хоть слово сказать к Господу? И тогда куда денутся надежды человека, откладывающего день ото дня спасение свое? Притом, когда этот день наступит? Не знаем мы дня, когда придет к нам Господь. Не знаем, когда и мы сами придем к Господу. День земной всегда оканчивается вечером, а день нашей жизни, увы, оканчивается часто в полдень, и ранее того: и тогда с чем предстанем на суд Божий? Наконец, сама возможность делать добро разве не может исчезнуть? Вот теперь ярко светит над нами солнце, день нашего благополучия в полном разгаре, мы здоровы, средства есть. Милость Божия очевидна, и за ней льются на нас и милости человеческие: самое благоприятное время для делания добра. Но, случается, среди ясного дня вдруг раздается гром и сокрушает могучие дубы, внезапно разразившаяся буря разбивает самые крепкие корабли, разрушает самые прочные здания. Кто знает, не разразится ли и над нами буря бед и напастей? Кто из нас может быть уверен в прочности своего земного счастья?».
«Будем же делать добро, пока день есть. Будем молить Бога, чтобы день нашего земного благополучия не сменился нощию бед и напастей,— увы, от них никто из людей не застрахован. И прежде всего, чтобы нощь смертная не застала нас неготовыми войти в радость и небесный чертог божественной славы Господа нашего Иисуса Христа, Ему же честь и слава во веки веков. Аминь».
Лаврентий еп. Курский.

О табакокурении.

«Оставил ли А. свою дымную привычку? А если даже скрытно будет следовать ей, не хорошо будет. Желаю, чтобы он одержал победу над негодной травою и дымом». Так писал в Бозе почивший Московский Святитель, митрополит Филарет, об одном из подчиненных своих, который имел дурную привычку курить табак.
По свидетельству ученых, оказывается, что в тех местах, где много курят и много курильщиков, там больше душевнобольных, т.е. тронувшихся умом, и даже больше преступлений.
Что бы кто ни говорил, в защиту этой ядовитой травы, православный христианин не может оправдать ее употребление. Это—суетная прихоть, выдуманная помимо природы, это— страсть, которая порабощает человека. Ее не знали наши предки благочестивые, она занесена к нам из чужих стран и грехом ее считают все православные люди.
Странно ли, что люди сами изобрели такого рода голод, которого природа не знала, и нового рода пищу, о которой природа не думала. Привыкли и стали рабами самой неестественной прихоти и этим умножили число своих нужд?
Ты выдумал себе идола, нажил привычку дурную, противную даже греховной природе твоей: ты служишь этому идолу, не жалея ни времени, ни средств, ни здоровья. Сочти, сколько каждый день употребишь ты минут, или, что я говорю — минут? Сколько часов уходит у тебя на это лакомство прахом и дымом худородного зелья!.. А ведь за каждый час, за каждую минуту, праздно проведенную, мы должны будем Богу ответ отдать! Исчисли: сколько в год потратишь ты средств на это зелье негодное?
А ведь все, что имеем, не наше, а Божие достояние, мы только приставники Божии у благ земных и в каждой копейке мы должны Богу — Небесному Домовладыке отчет отдать! А ведь на эти гроши —копейки, которые идут у тебя на прихоть твою, сколько бы можно добра сделать! Если бы эти деньги, что теперь у тебя дымом и прахом уходят, полностью отдавал ты на дела богоугодные, на помощь убогим братиям, то сколько бы слез осушил ты, сколько бы благословений заслужил от них! Сколько бы молитв возносилось за тебя ко Господу Богу, как фимиам кадильный, взамен этого смрадного дыма, который курится из уст твоих, заражая воздух и оскорбляя тех, кто не хочет подражать твоей прихоти!..
А здоровье, — разве это не великий дар Божий? Разве не грех отравлять себя ядом, сокращать свою жизнь, — разве не грех лишать себя свежести и бодрости духа, связывать себя привычкой, прихотью, вовсе природе твоей не свойственной?
Нет, не обманывай себя, усердный куритель травы негодной, ты сугубо ответишь пред Господом Богом за твою дымную привычку. Ответишь и за то, что выдумал себе этого идола, вопреки природе твоей и насилуешь эту природу. Ответишь и за то, что не жалеешь себя самого и тратишь время и средства, Богом тебе данные, на это суетное и вредное удовольствие!
Больно подумать, что среди православных христиан есть такие несчастные рабы этой прихоти, которые не могут воздержаться от курения даже до обедни. Курят, а потом идут в церковь, стоят при совершении Божественной литургии, целуют Крест святой, святые иконы, прикладываются к святым мощам угодников Божиих...
Употребление алкоголя и курение табака, с сопровождающими их страстями разврата и похоти, унижает сынов Божиих до уровня животных.
Вы любители травы негодной, бросьте свою дымную привычку! Знаю, что это вам не легко, но не надейтесь на себя: призовите Бога в помощь и для Бога разом, непременно сразу — отсеките это зло! Трудно будет, но не долго: неделя, две, много месяц, и сами почувствуете, что силы ваши обновляются, грудь дышит свободнее, духом вы становитесь бодрее... Бог вам на помощь, братья мои! Без борьбы христианин — не воин, а мы все должны воевать со своими страстями во имя Христово. Царствие Божие не даром достается,. а с нуждою восприемлется.
Напишите мне