Беседы и настевления старца Антония (письма)  

Предисловие.

Почила схимонахиня N…, мирское имя – Варвара. Как я хотел узнать потаенное в их обители, как хотел узнать! Интересно было все – кто являлся духовниками, кто постригал, наконец, кто посещал эту тайную обитель. Вероятно, это было неполезно. Прихожанка, которую я отправил к матушке, открыто стала говорить ей от кого она и что ей нужно. Матушка отказалась разговаривать, понимая, что все выльется в печатные листы. Высказала свое уважение, но отказалась говорить о старце Антонии и о жизни общины, сказала только, что постриг принимала в Киеве у старца Михаила. Хотя я уже знал, что ее постригал кто-то из опальных киевских епископов. Только не знаю – в монашество, или в схиму. Она последнее время не принимала ни кого, всю библиотеку завещала духовнику.
Я работал в то время над полным «Тропарионом». Многих книг не хватало – она давала пользоваться всем. Прихожане привозили книги сумками, только успевай обрабатывать. Условие было одно – быстро вернуть, она ждала кончины. Каково же было мое удивление, когда те же прихожане привезли мне пачку писем отца Антония!
Я не числю себя в его учениках, духовных чадах, очень мало знал старца. Он сделал, наверное, что ему было заповедано, а мне лишь, грешному, досталась роль провода, исполнителя. Большего не дано было.
Основная часть писем отпечатана на какой-то допотопной пишущей машинке. Несколько – собственноручные, я так думаю, а ксерокопии прилагаю. Не знаю, как матушка собирала это духовное сокровище, не ведаю, как все попадало к ней в руки. Удивительно было читать эти листки и не находить подробностей его видения, такое впечатление складывалось, что старец избегал разговоров об этом. Но все напоено любовью к чадам, все душеспасительно.
Они ушли, ушли во многом нас оставив в неведении о своих судьбах, о днях прошедших. Они ушли не говоря о пережитых мучениях, о испытаниях и искушениях. Отец Алексий, исповедник и мученик, даже могилы достойной сану не обрел. Но они любили, они были в Любви о Господе! Помянем же их и испросим их поминания у Престола Божьего!


Христос Воскресе! Христос Воскресе любезный мой друг, возлюбленный во Христе дорогой отец Алексий!

Прочь уныние и скорбь, прочь мелкие в сравнении с Воскресением тревоги! Оставь, друже, все это, не подобает имеющим упование спасения рассматривать изъяны бытия земного. Нам ли, оставшимся в живых, не иметь радости в сердце своем только от того, что Господь дал время потрудиться еще на ниве Своей?!
Ты пишешь – обижают, даже праздников Праздник омрачили. Но вспомни Пасхалии лагерные, когда не всегда удавалось и шепотом канон Воскресению прочесть! Только сердце и кричало: «Христос Воскресе из мертвых, смертию смерть поправ…»! Становилось легче и теплее на душе даже от воспоминания о службе.
Ныне же праздничную службу правил. Твой подвиг сейчас в другом – ты молишься о всех и за вся, а те, о ком ты молишься, досаждают, но терпеть надо. Не они ведь, дорогой, не они, они лишь исполнители. Апостол в ад готов был идти на вечные мучения, ради спасения племени своего.
Ты когда о детях молился, так ли было важно для тебя отношение их тебе же? Нет, молился просто из-за того, что они родные чада твои. А прихожане – чада Господа твоего, Он их управит. Нам не подобает с духовными детьми пользоваться даже библейским назиданием: «Посыпь голову пеплом и дай место гневу Божьему». Иначе молитвы наши будут кощунственно лукавы, ибо вознося о всех и за вся, а в душе держа обиду и призывая гнев Небесный на обидевшего, мы уподобляемся врагу. Это он, увлекая мир сказкой о возможном вечном блаженстве на земле, завлекает всех в пропасть вечной гибели.
У меня все, слава Богу. Хотя, право слово, всю Великую Четыредесятницу решил вот отслужить, сугубо помолиться об оставшихся там, да не вышло – ноги опять дали о себе понимание. Вот и говорится – не давай Богу дерзновенных обетов. Все гордыня наша, все думаем о завтрашнем дне, упуская день настоящий.
Был у меня епископ N… Вечером приехал, службы правили, а утром, после Божественной только и поговорить успели – он на один день заехал. Страждет, бедный, тернистый уж больно путь – нам куда как легче. Свидимся, Бог даст, расскажу подробнее. Ты молись о нем. Желал он тебя видеть, все спрашивал: «Как там Алексий?».
Буду оканчивать наше заочное свидание. Христос Воскресе!

Твой брат Антоний.





Будь здрава о Господе, дорогая Л…!

Озадачила ты старика, право слово, озадачила! Чадо, сан священника так велик, а крест так тяжел, что, благословив или отказав в благословении, да еще письменным посланием, а не лично – дела не решишь. Посему ни благословлять, ни отказывать не буду, но скажу несколько слов, дабы и ты, и любезный отпрыск твой, призадумались и подготовились душевно к разговору о выборе именно пастырского пути ко спасению.
Начну с того, что целью жизни каждого человека должно быть приведение себя к состоянию, позволившему бы ему находиться пред Богом. Рай не даруется, это невозможно. В блаженное состояние, в котором прибывают там души почивших, насильно привести невозможно, это взыскивается всей жизнью нашей на земле. Именно об этом сказал Господь, говоря, что Царствие Небесное внутри нас. Обретя его здесь, на земле, паче обрящем после кончины. Проще всего прийти к этому занимая самую низкую ступенечку придуманной врагом лестницы общественного положения. И да не внесет нечистый сомнений в души ваши количеством прославленных во святых сильных мира сего – кого Господь прославил мы узнаем только там, в жизни вечной. Ну, а если прославления человеческие и праведны, то нам не ведом весь сонм праведников от простецов, обычных мирян, не прославленных здесь на земле.
Древние жития не особо пестрят князьями, царями, духовенством, тем паче, званиями – «ваше величество», «ваше преподобие», «ваша светлость», «ваше блаженство», «ваше святейшество». Много проще все: сноха, не принявшая покушений свекра на свою нравственность и приявшая смерть от рук похотливца; раскаявшийся солдат; труженик, питающийся от плодов земли… Монашество той поры такожде вельми отлично от времен нынешних. Торговали они, только плодами рук своих, да и то, львиную толику отдавали нуждающимся.
Даже три великих святителя боялись приятия сана, почитая униженность, остерегаясь величия предстояния Господу перед святым Престолом. Уж кто-кто, а они понимали ту меру взыска, кою принимает на себя ставленник в пастыри овец Христовых. Много дано, за многое и взыщется, чадо! Мирянин отвечает только за себя и семейных своих, а пастырь – за всех овец. Тут тебе и просвети, и назидай, и не соблазни – все.
Но даже в те блаженные времена торжества Православия у великого святителя, исповедника и мученика Иоанна Златоустаго был повод написать слова о священстве. Я твоему недорослю передавал с духовными чадами эту книгу, старое издание. Он еще не говорил о намерениях своих искать сан, да так уж случилось, Господь управил, почувствовал это. Напиши святитель подобное сейчас, он не токмо сана лишился бы, пожалуй, и похлеще что могло приключиться. Только мню, вернуться, откуда мы вернулись, ему бы не дали. Как блаженной памяти митрополиту Петру. Свои. Свои по рясе, не по духу. Истинное Священство всегда неразрывно связано с мученичеством, и тогда, и сейчас. Всегда!
Всегда, даже трудно сказать, когда было сложнее. Как Антиохия времен великого Златоуста в стремлении к земным усладам погружена была в сатанинскую круговерть потребительства, так и теперь мы видим подобное. Имеются только свои поправки. Сейчас это засилье окатоличенных из юго-западных земель Руси. Скажу, у нас на епархии пастухов с гор рукополагают во священники, порой, едва умеющих читать и писать. Что уж говорить о церковно-славянском языке, тем паче, о богословии?! Но поверь, чадо, именно они будут через 5-10 лет митрофорными, благочинными, словом, станут определять, кому и что стоит дать. Нашим тут не будет места!
Без Божьей помощи ни кто устоять не сможет и укрепление – благодать Святаго Духа. Но сумеет ли твое чадо сохранить в сане само желание спасения? Желание не из тех, которыми вымощена дорога в ад, но желание истинное. Такое, когда человек может сказать, что и жизнь, и смерть для него – все со Христом и во Христе.
Молитесь, и я, грешный помолюсь. Да сподобит нас Господь сделать верный выбор. Храни вас Бог.

Отец Антоний.


Возлюбленное во Христе чадо мое!

Прочитал вот твое послание и огорчился – плохо наставлял, если после стольких бесед у тебя в сердце остались сомнения. Не из того ты исходишь, душа моя, не о том, о чем нужно – печалишься.
Что ты заладил – «сергианство», «сергианство»?! Так, гляди, и до продажи родины недалече. Тогда-то и станут родными «зарубежники». Почитай лучше историю нашей, родной Русской церкви, историю Вселенского Православия. Ведь все это можно найти, мню, в академической библиотеке. Не пойму, чему и как вас там теперь учат.
Разве мало, к сожалению, история знает примеров, когда истину сохраняли единицы?! Почитай жития Максима Исповедника, Григория Богослова, папы Мартина, да и Златоуста великого житие перечитай. Все они стояли за истину в истине. В истине! А истина в том, что спасись сам, а тогда и окружающие тебя обрящут спасение.
Ты вот приводишь слова святейшего на различных сборищах светских. Обличаешь заведомую ложь, исходящую из уст иерархов наших. Думаешь, это новая весть для меня?! Чадо, пребывая в местах не столь отдаленных только за принадлежность к духовному сословию, даже там мы слышали риторику о свободе совести и отсутствии узников веры. И говорили это отнюдь не одни замполиты. Что нам до того? Кто мы такие, чтобы судить чужих рабов? Сам не греши, сам спасайся, а с птенцами гнезда чуждого Господь разберется. Зло – оно ведь всегда стремится обрядиться в тогу праведности. И змей в рае искушал Еву, отнюдь не говоря о злой сути противления воли Божией.
Ты, душа моя, не мудрствуй лукаво, но думай, как спасаться самому. Знать – это уже победить, если желать победы. Падают не от величия противника, а от нежелания сражения с врагом и его клевретами. Мир нечистым при нашем пособничестве так устроен, что желающего жизни во Христе, прежде всего, совращают, отвлекают от взыскивания Истины. До сражения то ведь, обычно, и не доходит – сам человек избирает холлу и негу, удовольствия… Куда тут Голгофе! А ты – о деятелях нынешних… И их увлекли, и скольких еще – Бог весть! Тебе-то что? Молись и трудись, да испрашивай у Господа вся укрепляющую благодать. Аминь.

Любящий тебя отец Антоний.








Мир тебе, матушка, и всем сестрам обительки вашей!

Дорогие мои, не обижайтесь на меня, старика, что так давно не посещал ваших приделов – ноги не носят, а просить кого-то отвезти, как-то не с руки. Да и чада постоянно приезжают, тоже хлопоты. Иной раз хотел бы и отказать случайным, да страшно – как Господь посмотрит на такое нерадение. Вот и несу свою ношу. За все, слава Богу!
Ты, матушка, оставь сомнения, пой в храме при любом настоятеле. Не священнику славу поешь – Богу! Вот и пой не мало сумняшеся, пой. Знаю, дорогая, знаю, как тяжко зреть мерзость запустения в святом храме. Но не об этом ли предупреждают и Евангелие, и Апостолов послания, святых отцов поучения? Пока Божественная совершается по чину – ходи и пой, причащайся. Старшие сестры, если кто еще жив остался, пусть праздниками посещают приходской, а так – в своем, все в своем.
За духовника не переживай – Господь пошлет вам духовника. Да, мы вымираем, чай возраст то у всех под сто. Но духовник у вас будет, Бог не оставит землю жаждущую без благодатной росы. А умрет обитель – все, тут уж жди антихриста и кончины века. Благодатна она, обителька ваша. Кто благословлял-то, кто постригал сестер и тебя – все святые души, мученики и исповедники, великие святители. Они не ниточкой какой-то тонкой связали прошлое и нынешнее православия, а прочной цепью слили воедино.
Сестры слабы уже, подумай ты об архиве и книгах – надо сохранить. Ныне печатают много, да больно много ошибок в них, ты наши сохрани. Свидетельства о постриге, дневники – сожги. Вам в монастырях не жить, а прославление – ни к чему. Особо смотри не оставь записки оттуда, что отцы передавали и матушки. Попекись об этом уже сейчас, ты ведь самая молодая среди схимниц… А о Фекле молюсь за упокой, не переживай. Она, конечно, такой крест тут понесла, что впору просить ее заступничества, но молюсь.
Матушка любезная, к чему ты опять спрашиваешь о конце мира?! Тебе-то зачем, ты отойдешь, не доживешь. Господь окажет всем сестрам такую милость. Вы ведь потрудились и так много, и время конечное со всеми его мерзостями вас не коснется. Да и говорил я уже вам все о том, что сподобил Господь видеть. Послушницам же новым стоит внушать только одно – увлечет людей в пропасть страсть к жизни. К жизни в понимании ее миром. Первые христиане сами себя приносили в жертву, почитая смерть за исповедание Христа, лучшей стезей достижения Царства Небесного. Жития святых нам много примеров в этом подают. Ныне – другое, мним себя христианами, но всячески стараемся отодвинуть годину смерти. А уж мученичества и подавно ни кто не желает. Но ведь все там будем, кого из земных смерть миновала?! Земля еси и в землю отыдеши.
Разве укоризненно довольство? Нет. Но сердцеведец Христос говорит, что там, где человек стяжал богатство, и сердце его. Праведник стяжает богатство духовное, невидимое телесному взору. Богатство, влекущее в ад, отнюдь не обязательно выражается домами, машинами, деньгами… Мнимое богатство адово – страсти человеческие, потворствование им, наслаждение ними. Вот тебе и два конца одной палицы. Посему, отсутствие материального довольства отнюдь не основа праведности. Вспомни девиц, благочестиво проводивших свою жизнь, но по всяк час злословивших. И по кончине они не могли находиться в храме на Божественной – выходили, люди видели это. Бегать надо не столько злата, сколь слабостей своих. Спасает не ряса, не нарочито темная одежда и юбка до земли, но сторожение души своей.
А сторожения то и не будет. Забыв, а может и не зная, наставление «жена да не отверзает уст своих», женщины будут пытаться учить в храмах. Ева уже попробовала наставить Адама, только что из этого вышло? Так и теперь будет. Сами не войдут и другим мешать станут. Ты остереги молодых, матушка, остереги! Хуже нет, как эти православные ведьмы в храме. Что только не выдумают, что только не попридумывают! Мню, все выкрутасы их – на приход антихристов. Закрыв истину лавиной всякой глупой обрядности, проще его ждать воцарения. Понимания нет, трепета – нет, только стань, повернись, поклончик…
Да, матушка, какие времена, такие и люди! Помнишь, как служили ночью в закрытом «товарищами» и разбитом немцами храме? То ли было! Епископу «исполаетэ» шепотом пели, а трепет какой? Многие постриг тогда приняли. И каждый действительно ощущал себя братом и сестрой – дух был. Ныне все в учителя рвутся, а учиться-то ни кто не хочет, только учить хотят.
Ты знаешь, сколь лет я провел под благословенной дланью своего старчика. Не забери бы его Господь, и по сию пору оставался бы там. Тебя саму из Киева выставили буквально. Теперь не то. Молоко на губах не высохло – уже архимандрит, а то и епископ. А стадо недосмотренное, овцы неухоженные! Но, каждый отвечает за свое, свою бы душу не упустить.
Храни вас Бог, дорогие сестры, храни вас Бог! Может, еще и свидимся, вы моложе – приезжайте. Да, матушка, ты глупости свои на счет моих останков брось – не будет ни мощей, ни могилы, ты брось эти юродства.

Всегда во Христе ваш отец Антоний.




Любезный друг мой, дорогой отец Алексий!

Прости дорогой, что не заехал к тебе, хоть и был рядом, прости! Ну, была бы у тебя хоть землянка своя. Ты бы уж лучше ископал себе пещерку в горе под храмом, чем квартироваться у этой бывшей краснокосыночницы. Она со своей бесноватой дочерью тебе жизни не дает, а проведывающих тебя – тем паче в покое не оставляет. Лучше, право слово, ты ко мне приезжай, в мою пустыньку.
Я слышал, что ты болел, дошли разговоры. Негоже, брат, негоже! Ты моложе меня, да и там был меньше, так что держись, Руси нужны сейчас как никогда такие молитвенники как ты. А вот что «двадцатка» служить не дает, когда ты хочешь – это плохо, попробуй настоять на своем. Уж на худой случай, паству настрой – настоятелю и ключей не дают! Не бойся, что староста вхожа к преосвященнейшему, все они вхожи деньгами, а вот ты – молитвой. Плохо, конечно, что благочинный кроме подношений более ничего не видит. Не сможешь добром, собери ему что-то, не за награды ведь хлопочешь, а о службе. Я передам тебе тоже вспомоществование, когда скажешь, чтоб не обобрали тебя как в прошлый раз. Но служить надо как душа велит.
Мне проще – «двадцаток» нет, всегда у престола. Ноги не носят, вот что худо, но отцы посещают, помогают. Частенько и «исполаетэ» поем. Вот был в обительке матушек не так давно, пели. Преосвященный N… благословение передавал тебе и испрашивал твоих молитв. Хотел оставить кафедру – схиму принять. Отговорил. Не время сейчас отходить от дел насущных. Да и молод он еще для схимы, старцев опытных нет, все отошли. Монастыри, те что остались, сам знаешь, только стенами сильны – дух убит. Посему, трудиться надо, трудиться и молитвенно, и телесно, не думая о плодах. Он согласился.
Рассказывал, какие ставленники в нынешнее время. Прислали ему выпускника, с академией, выходец с западных земель. N… с благочинными, а у него там все из наших, прошли все, спрашивают Символ веры. Хотели услышать его понимание догматов. А ставленник тот, не мало сумняшеся, исхождение читает на католический манер: «Иже от Отца и Сына…»! Отказали ему в хиротонии, так он сюда приехал и тут принял сан, на нашей епархии. Во как!
Засилье окатоличенных очень скоро будет полным, они приведут Церковь к мерзости запустения. Наступила уже их пора. Православные рясы они носят только чтоб совратить стадо, а не сохранить. Тяжко, отче, как тяжко видеть чужое засилье на святой русской земле! А отвечать нам придется не только перед Господом – отцы и прадеды наши спросят: «Почему не сохранили вы Святую Русь? Почему Церковь отдали инородцам? Мы кровь свою проливали за Веру, Царя и Отечество, а вы это все продали». И мудрый Богдан слово молвит: «Гаслом моим было одно: «Чтоб на земле русской не было ни жида, ни ляха, ни унии!», а вы – все попрали».
Посему, крепись и трудись, друже отче. Ты не один, молитвенно мы всегда рядом, крепись.

Всегда твой отец Антоний.


Чадо мое возлюбленное, дорогой Виктор!

Ужель ты не читал Писание о почитании родителей и верном выборе невесты?! Меня не слышал, когда тебя увещевал?! Скажи, в чем основа твоей такой позы – или она, или ни кто? Даже греки-язычники были против браков с вдовами и разведенными женщинами. Почитай Апулея, кажется, «Метаморфозы», он хорошо об этом говорит. Если вдова – значит, приносит несчастье, если разведенная – дурной характер. Женщина, не сумевшая сохранить домашний очаг, ущербное существо, как не пытайся все приукрасить. Наличие чада только усугубляет глупость поступков ее.
Можно всю вину возлагать на мужа – пил, блудил, еще что-то. Но честное супружество это сугубый подвиг, подвиг, в котором терпение, смирение и трудолюбие должны главенствовать. Чада, даже если языком будут тебя называть отцом, никогда таковым считать не будут. Каков бы ни был их настоящий родитель, он для них всегда останется отцом, а не ты.
Виктор, ты еще молод, жизни не видел, а то, что увидел – не понял. Моли Бога о даровании настоящей жены – честной, целомудренной и смиренной девушки. То, что ты называешь сейчас любовью – отнюдь не любовь, а ослепление похотью. Это зов плоти, а не души. Старчик мой часто говаривал такое: «Сейчас вначале любят, потом – женятся, но вскоре и расходятся. А раньше прежде женились, потом – любили и жили всю жизнь».
Вот таково слово мое к тебе. Храни тебя Бог, дорогой.
Отец Антоний.


Здравствуй о Господе, дорогой отец N…!

Молюсь о тебе, молюсь… Что сделаешь, дорогой, что сделаешь? Не тщись своей слабой дланью остановить отмерянное Господом. Я тут разговаривал о тебе со святителями, приезжали не так давно. А они и слушать не хотят – столько вокруг тебя слухов наворотили. Боятся принимать на свои епархии, откровенно боятся.
Но ты не смущайся, ты – не бойся. Иди путем, который Господь определил. Только служи, служи и служи. В храмах у друзей, благо порядочного духовенства хватает, дома служи – все необходимое имеется у тебя. Только служи. Высшей целью для каждого должно быть превращение своей жизни в Литургию. А единение со Христом в ней неминуемо приведет к обретению Царства Небесного. Без Литургии и вне Ее нет спасения. Таинство сие так велико, что пониманию смертного недоступно. Посему неуклонно служи.
За каждую безцельно проведенную минуту человек ответит на Страшном суде. Тебе Бог дал дар владение словом – используй это и неси людям истину об Истине. Только помни, что проповедь православная – не латинская лекция. Проповедь должна идти от сердца по наитию Духа Святаго, проповедь – исповедь, только она может тронуть души верующих.
Слышал я тут как-то: «Мы православные, потому что мы православные, и посему должны оставаться православными». Люди в храме, прости, зевали, совсем не воспринимая слова горе проповедника. А ведь нынешний человек есть земля иссохшая, жаждущая воды живой, слова Божия. А так получается, что слышит он не слова жизни, а черный бред храмовых старух. Уж они-то научат! Эти «сестры» такого напридумывают, что целые труды богословские понадобятся для развенчивания их «учений». Ты-то уж это знаешь. Вот спрашивают не так давно: «Правда ли, что после причастия надо бежать домой, и только после прихода в дом можно идти в магазин и т.п.? А иначе, говорят, всю благодать теряешь».
Вот ответь, отче, на эту несусветицу! Басня, околесица прямо, но чтобы развенчать ее, нужен труд страниц на тысячу. Благодать Причастия Христу теряется от захода в лавку за хлебом! Каково?! И верят же им, верят. А то еще пуще – дал святой воды просящему – благодать потерял, отдал часть ветвей ивы в Неделю ваий – заболеешь. Стоял в храме, но не дождался целования креста – в храме не был. И вновь же повторюсь – верят им, верят. Проще следовать диким басням тех, кто татями стал в храме, присвоив себе право учить, а не следовать учениям Христовым.
Помни отче, что и в унии не католики победили, отнюдь. Это мы проиграли, упав духовно. Архиерейство окатоличелось задолго до униатства – огромные маетки, безудержное стяжательство и полное отсутствие аскетизма. Все это и привело к Бресту. Простые православные еще долго сопротивлялись духовному насилию, да где уж им было устоять?! Даже братства повергли. У поляков, отмечу, веротерпимость была полная к иудеям, мусульманам, протестантам, ко всем, кроме православных. Так-то отче.
Мил ты мой человек! Поверь, чадо, душой я всегда с тобой, молился и молиться буду. Долго я тебя ждал, много пришлось пережить и твоих негораздов. Ты, где-то тоже не прав. Нет, не в каноничности позиции, в способе ее показа миру. Время великой мученицы Екатерины прошло. Да, она могла из окна проповедовать и исповедовать Христа. Ныне не то. Как раз впору вспоминать слова Спасителя, что хитрым надо быть как змея и чистым, как голубь. Я не уговариваю тебя на изменение своего мировоззрения, отнюдь, душа моя. Пусть все останется так, как и было, только не надо выражать это явно. Ты для них сейчас красной тряпкой являешься. Понять это не сложно, возможно каждому. Но принять, дорогой – нет. А если принять и можно, то с сопутствующем таковому волеизъявлению мученичеством.
Мы в лагерях вере не изменяли, но проявляли это не совсем так – старались больше любовью и смирением. Скажу, с бандитами и политическими проще, чем с нашими. Но что уж тут поделаешь, душа моя, что поделаешь?! И жить надо и служение править. Людям нести слово Божье. Источник хорош только тогда, когда истекающая влага может напитать страждущего. Воспоминание о том, что когда-то в этом месте бил ключ – не утолит жажды, отнюдь.
Крепись и терпи. Всегда помнящий тебя:

Отец Антоний.



Возлюбленное чадо мое, дорогая N…!

Да уж, сотворила ты – любимому мужу изменить. Враг не дремлет, а мы все духовно спим. Только не впадай в отчаяние, ибо оно отнимает веру. Покаялась, изми из случившегося печального происшедшего назидание и все, не ковыряйся в этой грязи.
А назидание должно состоять в том, что бегать надо худых компаний и сомнительных положений. Ты вот пишешь, что ехала в вагоне СВ, купе на два человека. Это уже должно вызывать сомнение в правомерности поступка. Ну, а уж когда села и увидела попутчика – интересного мужчину, тут надо было сразу действовать для предотвращения возможного грехопадения.
Видишь ли, вся жизнь ныне располагает человека ко греху. Начиная от вывода человека из привычного состояния, до помещения его в разлагающую среду. В прежние благословенные времена кто ведал про «командировки», отправки на какие-то работы и пр. Заставил ли бы кто хоть крестьянина, хоть мещанина отпустить жену в эту «командировку»? Сомневаюсь. Все располагает ко греху, весь уклад жизни.
Тут вот не так давно жили люди, приехали из западных областей, работали по найму в совхозе. Приходили ко мне, хорошие честные души, хотя больше половины из них – униаты. Но они не понимают и различия, просто приняли от дедов веру в таком виде и все. Так вот спрашиваю: «Как же вы живете так, в отрыве от семей, родной земли?». Деньги, все деньги, заработок гонит из дома. А жили буквально в скотских условиях – скопом, мужики и женщины в одной комнате! Говорю: «Что ж, дорогие, у вас там творится такое?!». Отвечают: «Да, батюшка, по всякому, по всякому!». Матушки помогли женщинам расселиться по домам верующих наших.
Скажи, могли бы они прожить у себя дома? Мню, могли. Не усмиряемая жажда большего влечет, хочется чтобы «было не хуже, чем у людей». Праотцы наши имели все, даже безсмертие. Хотелось большего. «Станьте как боги»! Попробовали и уподобились окружающим животным. Так и в наши времена – хочется всем большего, а выходит-то отнюдь не желаемое. Итог всех потуг достижения жизненного довольства один – грех. А ведь Господь наш Иисус Христос предупреждал, что искать надо, прежде всего, Царствие Небесное. Все остальное приложится.
Оставайся с Богом, чадо.

Отец Антоний.




Матушка дорогая, здравствуй о Господе!

Моей душе очень любезна обителька ваша, весь уклад, ночные службы, строгий устав и пр. Да вот, вновь все не могу оторваться от дел текущих – днем чада идут, только четки и остаются. Ночью – молитва и служба. Стар уже, стар я. Все друзья уже там, даже отец Алексий отошел, слышала, конечно.
Страшная история вышла. Столько лет лагерей, дети отказались, архиереи на приход не брали долго. Если бы не наше братство старое – хоть на паперть иди. А когда приход определили, то самый бедный. Да и не это важно. Люди там при храме подобрались тяжелые – храмовые доходы растаскивали по карманам, кто сколько сможет. Служить ему не давали, всячески ущемляли. Дома своего не было, жил у этой бывшей «краснокосыночницы». Она в молодые годы блудила ужасно, что-то с полсотни детоубийств сотворила, но не каялась. Последнюю дочь оставила, а в дочь лет эдак в десять, бес вселился. И мать пыталась убить, и на отца Алексия с ножом бросалась… Да что я тебе рассказываю, мученик и исповедник, сама знаешь.
Когда старец стал отходить, ему приготовили голубые ризы, крест красивый в руки, Евангелие. От епархии ни кого не было, но отцы его причастили, как положено, отходную спели. Я не был – рассказывали. А когда отошел, то «двадцатке» жалко стало и новых риз, и креста и пр. Они дали отцам для обряжения старые ризы, деревянный крест и какое-то ветхое Евангелие. Похоронили не возле храма, а с мирянами, на общем кладбище.
Через день в храм влазят воры, крадут крест, предназначенный для погребения отца Алексия, Евангелие новое и голубые ризы. Утром все это нашли… на кладбище! Крест искорежен, ризы порезаны, Евангелие – порвано! Страшная история, страшная. Мню, это сотворено руками вражьими, но по попущению Божьему за недостойное погребение старца. Ты ведь уж помнишь, он такой был безобидный, добрый и мягкий. Что не попроси – все отдаст. Само воплощение смирения. Этим пользовались окружающие в своих целях.
А как истово он служил?! Трепет охватывал, такое величие духа, такая проникновенность молитв… Нет уже на земле моего друга, уже нет. Едва ли и память останется. Все стирается. Не так далеко от него в городе храм открыл схиархимандрит Варсонофий, помнишь его? Тоже из наших, величественный такой старец. Возле него монашество собралось, службы служили полные, со всеми канонами, все по чину, все по старому уставу. По кончине его еще какое-то время, заложенное старцем благолепие службы, соблюдалось. А потом пришел выходец то ли из иудеев, то ли с западных областей – и все. Службы сократили, свечи – химические, ладан – не фимиам, скажу так. Только бы больше взять дохода. До чего додумались – заставляют заказывающих отпевание собирать панихиду и ставить две бутылки водки. Одна, дескать, певчим, а вторая – батюшке. Вот так, матушка, такие времена наступили.
На счет одежды – ты не права, не стоит осуждать молодежь за непривычную нашему взору одежду. Я не говорю об излишней открытости и пр. Вспомни, матушка, праведную княгиню Евдокию. Дорогие одежды, пир каждый Божий день с яствами изысканными. А под одеждой – вериги! Были кушанья разные – она не ела, было вино заморское – да она не пила. Те, кто участвовал в застольях, и ели и пили. И княгиню осуждали, даже родные дети. Только увидев изнеможенное тело матери, чада пришли в ум, поняли подвижничество той, что родила их.
Посему скажу так – одежда не спасает и не губит. Отношение к ней, равно как и к другим вещам – это вельми важно. А вот осуждения ближнего – губительно для души осуждающего. Тут двух точек зрения быть не может.
Другое дело – посещение храмов и монастырей. Нынешняя практика постоянного притока «паломников» не может быть оправдана. В старое время многие монастыри со строгими уставами вообще врата закрывали на всю великую Четыредесятницу. Тем паче, негоже посещение святых мест в неподобающей месту одежде. Хотя все ж таки стоит учесть обстоятельства. Если человек первый раз зашел в храм, а мы его – метлой, придет ли он еще раз?
Помнишь, в «Прологе» кажется, описывается случай, когда пустынники приходили в храм нагишом, только их ни кто не видел. Одного человека Господь сподобил увидеть подвижников за причастием, а потом перехождение ними Красного моря яко посуху. Видишь ли, Бог так велик, что Его одежда наша не может оскорбить, Его ни что не может унизить. Бог поруган не бывает. Что наша одежда? Все тленное, а Бог – вечен. Увы, дорогая, и под рясами часто скрываются злые сердца. А под одеждами мирскими можно найти праведные души. Только надо искать, а не отторгать их по виду одежды.
Остаюсь всегда вашим.
Отец Антоний.




Любезный сердцу моему, дорогой отче N…!

Что ты, душа моя, бросаешься в крайности – истина всегда находиться между ними, между двумя сторонами одной палицы. А чужая сторона всегда останется чужой, даже если родная по вере и языку. Меня Малороссия приютила в тяжелую годину испытаний, в годину крайностей, и я остался ей верен по сию пору. А ты-то всеми корнями своими связан с Украйной.
Послушай старика, если не веришь народной мудрости, гласящей, что не место красит человека, а человек место. Не покидай пределов родины своей. Не проживешь ты спокойно свой век без цветущих садов черешни и абрикоса, без вида голубого бездонного неба, ставков и речушек родины своей. Все это Богом сотворено, все Господом управлено для блага творения Своего. Украйна! Для меня она стала матерью. Тепло природы как бы отражается в душах людей, придает им мягкость и добросердечие. Как мне помогли эти люди!
Любая медаль имеет обратную сторону, и в нашем отечестве не все ладно. Но кто рассматривает недостатки своей матери?! Она мать и этим все сказано. Только глупец и фанфарон станет выставлять напоказ изъяны в характере своих родителей. Дураки от дураков родятся, если плохи родители – то и ты негож. Доброе племя от хорошего семени идет. Но увы, дураками и умирают.
Посему, оставь эту затею с переездом за пределы отечества. Ни к чему это все. Не найдешь ты там того, чего ищешь. Бегают люди в поисках славы, денег. Бывает, что и находят, но тебе-то это зачем? Ты хочешь обрести спокойствие духа – возьми четки. Хочешь прежних постоянных служб – служи, Господь тебе все дал для исполнения желаемого. А Украйну не оставляй, душа моя. Даже для последних времен Бог дал тут заповедный уголок, где можно укрыться. Как благодатен ее край Полесья, чем только не исполнил его Господь. Чего же тебе еще?
Я вот пишу тебе, а в окошко заглядывает и стучит по стеклу ветка вишен. Какая благодать Божья! Уродили в этом году, такие ягоды крупные, как черешня. Разве это не признак небесного благословения нашей земле? Матушки насадили тут возле входа в дом цветов, да ты видел. Прямо рай земной. И ни одного одинакового, вот как велик Бог наш, все в Его длани, все определяется Его промыслом.
Молись и трудись, а, прости, глупые мысли – оставь. Всегда помнящий и молящийся о тебе:

Отец Антоний.




Дорогое чадо мое, любезная N…!

Ты пишешь о необходимости принятия кодов. К чему ты меня подталкиваешь? К благословению принятия их? Уверяю тебя, пока речь идет лишь только о предприятиях, но исчислят всех лично, у каждого будет свое число, только дай время.
Нашим это не нужно, а вот зверю… Там каждый должен быть учтен, там не будет места для провала памяти – все на счету, у каждого свой номер, все расписано и записано. Не полезно все это, хоть и не 666.
Думай о другом, о стяжании жизни вечной – как организовать свою работу так, чтобы выйти из государственного реестра, чтобы не надо было принимать этот код. Заведи корову, не знаю, хозяйство какое-то обустрой, только не принимай кодов. Вражеское все это, вражеское…
Тут вот приехали ко мне люди одни, из деревень дальних. Много, чего накопилось в душах их, но интересно было услышать, как они выживают. Платы-то в своих колхозах не видели уже много лет, но живут, и еще как живут! Все за счет хозяйства, пасеки держат… Так что, все можно, только желать надо и трудиться. Люди и рыбу ловят, и грибами промышляют, но без всяких кодов.
Посему скажу тебе, душа моя, одно – не принимай ты этих кодов, даже для предприятия своего. Поступишься в малом, многое потеряешь, уверяю тебя.
Всегда молящийся о тебе
Отец Антоний.






Мил ты мой человек, дорогой отец N…!

Ты спрашиваешь о конечных временах. Ужель ты не знаешь, что для смертного любое время – конечное? Кто знает или может предсказать свою кончину? Ни кто и не когда. И это истина.
Жить надо так, как вроде бы ты собрался умирать, по всяк час помнить о смерти. Многие святые ставили в кельях своих предуготовленные гробы не ради возбуждения эмоций у посетителей. Отнюдь. Они, прежде всего, себя смиряли мыслью о неизбежности перехода в мир иной.
Человек упивается жаждой жизни земной только лишь от того, что враг внушает ему мысль о незыблемости бытия нынешнего, о возможности продления его. Посмотри вокруг – сколь всего наворочено только для того, чтобы удовлетворить тщетные потуги заблуждающихся жить вечно. Тысячи лет корпят эскулапы над приготовлением «эликсира жизни». Доходит до потребления человеческой плоти, но потуги их тщетны. Нет, все в этом мире смертно. Мы сами сеем эту смерть, увлекаясь призывами врага «стать как боги».
Отче, время царствования антихриста будет очень страшным. Но согласись, не страшнее ли во времена более спокойные, дающие время покаянию, предпочитать Христу врага Его?! А ведь мы именно так поступаем. Имея свободную волю и свободу волеизъявления человек идет на грех. Мало того, он упивается грехом и не хочет ничего слушать о покаянии. Мню, это страшнее.
Кто сейчас молится? Нет, не читает молитвы, а сугубо молится. Если бы было таких молитвенников хоть несколько – не наступили бы и конечные времена для мира. Увы, мы вычитываем правила, вычитываем утренние и вечерние молитвы, но отнюдь не молимся. А Господь наш Иисус Христос показал нам пример молитвы – до кровавого пота. Кто помнит это?
От Голгофы не убежишь, только молиться надо как Христос в Гефсиманском саду. Апостолы спали, а Он молился. Поэтому и Голгофу прошел, а нам, смертным, путь открыл ко спасению. Отче, и путь возможен только один – через Голгофу! Иного нет и быть не может, только Голгофа. У каждого своя, собственная. Иной негораздами детей спасается, кто-то собственными недугами, или житейскими бедами, но путь в Царство Небесное только через Голгофу.
Помню, были там те, кто пытался правдами и неправдами участь свою облегчить то ли отправкой на легкую работу, скажем, в столовую, то ли еще как-то. И вот что тебе скажу, мил ты мой человек, либо ожидало их полное духовное падение, либо настигала Голгофа и на новом месте. Нет, от нее не убежишь, даже потуги бегства надо оставить, а благодарить Господа о ее наличии. Подумай, Сын Божий всходит на Голгофу для приятия мученической кончины. Безгрешный, чистый, любящий и смиренный! Ужель для нас грязных, грешных и горделивых не должно быть счастьем повторение пути Его?!
Лучше, когда вся жизнь – одно восхождение на Голгофу. Подвижники к этому и стремились, ужимая свои желания, помыслы и стремления. Они поднимались на нее всю свою жизнь, но на Голгофу. Ибо без нее не мыслима жизнь вечная. Поэтому святые весьма огорчались, если отступали испытания. Иного пути попросту нет.
Трудись и терпи, терпи и молись.

Отец Антоний.




Чадо мое заблудшее, дорогой Виктор!

Помнишь, как Христос Матери Своей сказал: «Что Мне и Тебе, жено, не у прийде час Мой!». Ты ли знаешь, час свой, ты ли можешь предугадать выпадение хоть одного волоса на голове своей?! Что же ты забиваешь эту голову всяческой половой? Все ведь очень просто – не греши, согрешив – кайся. Будь любвеобилен и не заглядывай в чужой и рот, и огород. Все просто, только в исполнении простоты этой и кроется сложность.
Нам ведь как, легче исполнить поклоны, проставление какого-то количества свечей, наконец, просто дать деньги на храм. Куда как труднее потрудиться душой! Это тебе не реверансы творить, это истинный труд. «Простите, благословите» и пр. каждый сумеет промолвить, а вот увидеть душу страждущую – нет.
Ты пытаешься сравнить несравнимое – жизнь протестантов и жизнь православных. Нет, душа моя надо верить Богу, сказавшему, что не каждый кричащий: «Господи, Господи!» внидет в Царство Небесное. Только верить Богу. И не Ему это надо, а нам. Сущему не нужны славословия смертных, не сущих в вечности. Людям необходима сопричастность вечности, в этом залог их существования.
Приходили уже в давние времена к власти баптисты, слава Богу, только в одном городе. Разнузданность, казни, блуд и погружение во вся тяжкое. Таков был результат их правления. Волки в овечьих шкурах.
Ты возьми в рассуждение такую вещь – они проповедывают толерантность в вере, полную веротерпимость. Но отчего же все их проповедники и тайно и явно так нападают на православных? И «паству» свою предуготавливают к борьбе с Апостольской Церковью. Да, у нас множество отклонений от заповедей учеников Христовых, допускают их все. Но не Христос ли сказал: «Несть человек, иже жив будет и не согрешит»?
У нас отклонения, но от правильного пути, верного, Богом указанного. У них – стезя самоволия и человеческой глупости. Как бы они не пытались жизнь свою соизмерить с Евангельскими заповедями, все одно выйдет только пустота. Одно сотрясение воздуха плодами гордыни своей.
И я не утверждаю, что всякий человек, называющий себя православным христианином, таковым является в поступках своих. Скорее наоборот – только малая часть стада действительно верна во всем. Но и этого достаточно для того, чтобы сохранялась преемственность исповедования догматов.
Ко мне частенько наведываются эти самые протестанты, по-разному преподавая себя. То это сильные мира сего, то какие-то коммерсанты – благодетели. Всегда чуть, что и спорить начинают. А к чему тут спор?! Стар я, да и неохочь до католических диспутов. Пустота все это, пустота. О чем можно говорить с людьми, не желающими истины? Мощи наших святых почивают нетленными – почивают. Так возьми в пример жизнь их и тоже сподобишься подобного. Не желают.
А ты, душа моя, не бери в голову всяческие глупости иноверцев. Иди путем правым.

Отец Антоний.



Любезная матушка и все сестры обители святой!

Ну, что ты кручинишься от происходящего, что ты все не привыкнешь к исполнению последних годин жизни века. Да, упадок нравов, да, небрежение к службе духовенством и пр. Все это есть. Только вельми хуже настроение отчаяния, паче этого хуже только потеря веры в промысел Божий. Промыслительная воля Божья даже худое обращает на пользу нам.
Если уже пища несет человеку вместо жизни – смерть, что уж говорить о поступках отравленных смертью людей? И смертью не только от еды, но и смертью духовной. Все и вся заражено тлением. Показателем наличия в человеке жизни может быть только исповедание того, что Бог есть любовь. И рай – это любовь, ибо исполнен божества. Сама любовь – это рай.
А вот грех – это отвержение любви, это ад, смерть. Безгрешный Сын Человеческий приял смерть крестную, дабы избавить любимое творение Свое от ада зла, привести в рай любви. Но нам по-прежнему любовь кажется непостижимой. Странно и страшно, что, ставя свечи в храме перед иконами угодников Божиих, угодивших Богу праведников, мы отказываемся следовать стезями их. Им-то было понятно, что Бог – это любовь. Следование Любви в жизни земной и приводит к раю.
Спасает ведь не ряса, не митра, не омофор, и даже не носимый наградной наперсный крест или панагия. Крест у нас у всех один и он на Голгофе. У каждого она своя, только крест один – исповедование Христа и мученичество во Христе! Поверь, дорогая матушка, тщетна надежда человеческая, обрести рай без креста, скажу, просто не умна.
Мы стали отступать от Правил Святых Апостол в малом, а вышла измена Истине. Давно это пошло, не сейчас. Ныне только многие плоды пожинаются. Держитесь Правил, даже в мелочах, не обращайте внимания своего на происходящее вне стен обители. Не я заповедал вам сие, я только повторяю. Мню, несведущему проще. Как дитяти мать тает пищу простую и удобоперивариваемую, так и в духовной жизни. Пока находишься в несмышленом состоянии, то и предуготовленное к потреблению Господь Сам упрощает, Сам определяет нужную меру знаний для спасения.
По мере духовного роста, а с ним и увеличения понятия размера греха, приходит необходимость познания более полного в том, что является грехом. Но весьма пагубно, когда сии плоды используются для осуждения ближнего. Храмы наполнены «учащими», учиться ни кто не хочет. Впрочем, истинный духовный подъем всегда, матушка, всегда, связан с осознанием именно своего греха. Увы, как сказал великий святитель и подвижник Игнатий, заповеданное Апостолами забыли, а следуем учениям человеческим. Так-то проще. Только простая дорога – путь в ад.
А ты пой на клиросе, пой, не взирая на сокращения в службе и творимое настоятелем. Не ты сокращаешь и не ты совращаешь, но только до той поры, пока не осуждаешь. Все эти новомодные лукавствования, как: «Прими, Господи, не в осуждение, а в рассуждение», – суть бесовская привычка обмануть самое себя. Мнили из светлых ангелов превратиться в богов, а вышло что? Так и тут.
Один раб Божий обещал меня к вам свезти, верю – исполнит обещанное и мы свидимся. Тогда и продолжим нашу беседу. Не нравится мне ваше настроение упадничества. Ужель проще были времена, когда ты постриг принимала, сестры?! Разве забыла, как приезжали к вам отцы тайно, чаще ночью – вокруг агенты НКВД крутились. Но обитель жила своей размеренной жизнью. Службы служили, молились. Вот, обрела духовника – слава Богу! Не Господа ли промыслительная длань видится за всем этим? Живут и ныне праведники, есть духовные миряне и духовенство. На этом и успокойтесь.
Отцу N…, духовнику своему, передай от меня, что стоило бы ему съездить за благословением на обустройство домашнего храма к кому-то из святителей духовных. Дело хорошее он придумал, только боюсь, чтобы самовольства не вышло из всего этого. Тем паче, что от прихода и храма его ни кто не отрывает. Пусть лучше съездит.

Остаюсь всегда ваш отец Антоний.







Любезный брат мой во Христе отец N…!

Понимая твои тревоги и недоумения от свершающегося, хочу лишь повторить слова Евангельские: «Этому надо свершиться». Помнишь, как горстка учеников, будущих великих Апостолов, уговаривала Спасителя отказаться от Голгофы? По их тому размышлению, куда как проще было бы избежать ее. Самые близкие видели и славу Его, считали куда как лучшим путем построение кущей – Илии, Христу и себе. Когда же пришло понимание того, что только Голгофа может соединить их с любимым Христом – прошел страх кончины земной жизни.
Мерзость разгула языческого, потворствования страстям человеческим, едина – что тогда, что ныне. Разница в другом. В прежние времена, до евангельские, люди не знали слова Божия. А если и знали, то не имели разумения, как поступать по слову. Когда же Сам Бог Слово даровал человекам искупление и очистил разум наш кдля приятия Истины, все грехопадения несут в себе еще и предательство. Каждый сам выбирает, взыскивать ли ему чистоты или, уподобляясь известному животному, продолжать валяться в грязи страстей своих. Ад ли, рай ли – все это наш выбор.
А газеты с журналами не читай вовсе, дабы смущение вместе с осуждением не входили в сердце твое. Какая разница, кто их печатает и что написано на обложке – важно, что внутри. Если содержат ложь, то понятно, что заказчик этой отравы один, рогатый. Я, было, брал на приход газеты и журналы – думал в пользу пойдет верующим, сам то не читал. А потом столько вопросов сыпалось, только и думай, что ответить. Тут и борьба за мир, и экуменизм…
Как-то заставили распространять «праздничный» номер, к какой-то годовщине гнетущего октября. Я смирился, взял у владыки что положено было. А там, оказывается, главенствующая статья о том, что октябрь стал целительным для всех людей, и, в первую очередь, для верующих! И речь чья! Мог ли я, оставивший своих братий там, за колючкой, распространять этот журнал?! Как можно было травить души жаждущие истины такой ложью?! Отправил все в печку, хоть какая-то польза от этих писаний и речей. Вот так и поступай.
Душа моя, дорогой отец N…, все, что мир рождает, мир в себе и содержит. Не тот мир, которого Спаситель желал Своим ученикам, отнюдь. Но тот мир, который увлекает людей в пучину страстей, заставляет забыть о вечном ради призрака земного блаженства. Не страдай ты от того, что видишь вокруг – будет еще хуже и сердца уже не хватит на переживания. Что толку от них? Спасайся сам, будь образчиком веры и аскетизма. Кто с тобой, как последует – не твое это дело, Господь управит. А ты служи и молись, веди еще более закрытую жизнь. Таков мой к тебе сказ.
Всегда помнящий тебя и твое семейство отец Антоний.

Дорогое мое чадо, заблудшая овечка стада Христова!

То, что ты рассказала – страшно. Хорошо тут только одно – что покаялась. Если душа жаждет покаяния – значит, больше не покусится на грех. Грех как таковой не будет ее влечь, привлекать обещанием будущих «удовольствий», «наслаждений». Этот фантом многих увлек во ад – жаждали удовольствий земных, утехи плоти в ущерб душе своей. Не нашли того, что искали, а потеряли и то, что имели.
Но давай начнем по порядку, ты ведь спрашиваешь, как можно впредь избежать подобного. Главная причина твоего падения – работа. Негоже мужниной жене пребывать в мужском обществе, это всегда вызывает соблазн. Отсюда и все стремления к красивой одежде, разукрашкам лица, драгоценностям. А в довесок к этой работе еще и командировки. Сама говоришь, что часто ездила в сугубо мужском окружении, да еще и в купе. Конечно же, были ужины и завтраки не лишенные возлияний. Вот тебе и почва для греха – хмельные мужчины, красивая молодая женщина, закрытое купе. А ехать ой как долго!
Посему скажу тебе чадо так – смени работу. Подбери что-то без этих греховоднических поездок. Пока, на первый раз, ты каешься, слава Богу. Но не приведи Господь повторения падений – привыкнешь, навыкнешь греху и каяться уже не будешь. Нет, когда-то на исповеди, может быть, и расскажешь духовнику, только страданий от совершенного уже не будет.
Это одно. Второе – не бери билеты в эти купе, если путешествуешь без мужа. Как ты можешь знать, кто будет твоим попутчиком?! Да, тяжело преодолевать столь дальний путь до града Петрова, но не тяжелее ли мучиться от случившегося? И ведь может быть продолжение, вот что ужасно. Да и грех-то какой! Блуд разрушает и тело, и душу. А какую сумятицу вносит в супружескую жизнь? Любому нормальному человеку проще простить утрату денег, чего-то еще, чем утрату целомудрия. Ибо все можно возместить, кроме осквернения своего тела и души. Свершилось – и уже назад ничего не вернешь, какие бы потуги не делал.
Я приехал в городок свой после войны, а во время нее тут стояла немецкая часть. И были среди наших девушки, которые не просто работали на обслуживании солдат – стирать белье, готовить пищу, но и заводили с немцами близкие связи. Немцы с «фройлянами» рассчитывались обычно едой, шнапсом, одеждой, одним словом у этих девиц было сытное житие. Казалось, что и придумать лучше что-то трудно. Кому война, а кому – мать родна. Некоторые даже детишками обзавестись умудрились.
Но подошел 43-й год, и немчиков погнали из нашего Отечества, а девицы остались. Представляешь, каково им было жить после освобождения?! Два года сытой блудной жизни, а потом общее презрение и неприятие. Особо трудно их деткам было, доставалось бедным. Вот так и с любым грехом – мнимое краткое удовольствие, а расплата всей жизнью.
Однако и погружаться в уныние не стоит, это еще хуже. Уповай на Бога и не допускай повторений своих ошибок. Худые компании портят добрые нравы – избегай таких обществ. Куда как проще предупредить, нежели в сомнительных обстоятельствах избежать греха. Святые мужи древности не хотели видеться даже с родными женщинами, дабы избежать возможного соблазна. А мы нерадим, все уповаем на свою честность и праведность.
Мужу расскажи о произошедшем обязательно. Может быть не сразу, отойди, но неукоснительно исполни мой совет. Ибо кто знает, от тайн горькое питие испробовать часто приходится.

Господь да не оставит тебя Своей милостью.
Отец Антоний.




Возлюбленное о Господе чадо мое, дорогой отец N…!

Приятно мне старику видеть у тебя такое рвение к делу спасения. Хорошо, когда стремится ко спасению мирянин, но кольми паче достойны уважения труды пастыря! Трудящийся на ниве Христовой, сколько добра может принести, сколько зернышек – суть, чад Божиих спасти сумеет. Увы, нерадящий об словесных овцах пастух и имеющихся у него растеряет.
Отче, ты спрашиваешь, как спасаться, имея ввиду, как я полагаю, открытое мне Господом. Видишь ли, душа моя, ничего нового я ведь и не зрел. Просто показано было как наяву особенности последнего времени. Понятно, что ни Златоуст, ни Ефрем Сирин и другие отцы не писали о машинах или телевизорах, хотя куда мне грешному до них. Но внимательно читая труды их, ты увидишь то главное, что и определяет спасение – отсутствие увлечения предметами. А машина это или конная колесница – не суть важно. В самой вещи зла нет, зло в увлечении этой вещью.
Ты на правильном пути, так и впредь поступай. Служи и служи, проповедуй даже в пустом храме. Неукоснительно соблюдай правила церковные по молитвенной подготовке к Литургии. Знаю я нынешний настрой молодых пастырей: «Кто эти каноны вычитывает? Ни кто, и я не буду!». Сторонись этих новомодных течений, заповеданное отцами надо беречь, даже если всего и не поймешь сразу.
Следи за вином и просфорами для предложения. Приход – не монастырь, тут могут сердобольные пекари и жиром форму протереть, всякое может случиться. Сугубо – вино. Кагор для службы не пригоден, в нем больше добавок всяких, чем чистого виноградного вина. Обычное у нас домашнее вино также использовать нельзя – для брожения все сахар добавляют. Грех это один, да и только. Правда, рассказывал один отец, сам виноград выращивает и ограничивает количество урожая – тогда ягоды сладкие и могут бродить без сахара. Мне с юга присылают чистое вино, ну, а ты уж выкручивайся как-то. Будет стремление – Господь поможет, не оставит Всемилостивый.
Печати на просфоры используй только деревянные, а то тут привозили не так давно, показывали новые – химические. Свечи – также только восковые, чистые. Лучше даже самому катать, будет уверенность, что без добавок всяких. А те, что в епархии заставляют брать, меняй на другой товар. Приучай паству к установленному Церковью порядку.
Старайся избегать многолюдных служб, от них больше соблазна, чем пользы. Если в алтаре не протолкнуться, то молитвы там уже нет, только видимость ее. Да и обеды, следующие за такой службой, мало похожи на трапезу любви. Ни к чему все это. Лучше избегать подобного.
Телевизор не смотри, особенно в служебные дни. Это семейный враг, разрушитель душ и развратитель телес человеческих. Похоть, насилие, неумеренность во всем – вот что он приносит людям. Этими волнами грязи враги наши просто убивают людей, калечат сознание, лишают здравомыслия и рассудка. А помраченному уму до спасения ли? Суди сам.
Понимаешь, не понимаешь, но исполняй апостольские правила во всем. Нам сейчас всем кажется, что малым можно пренебречь, сохранять же только что-то весомое, значимое. Но заметь, с нашей точки зрения – ни Божью, ни святоотеческую мы не знаем, и взыскивать их не особо желаем. На самом деле, все не так. И Волга, и Днепр, Славутич великий, изначала только ручьи малые. Так и грех – рождается чахлым ручьем, а потворствуй ему, и увидишь полноводную реку. Берегись сего!
Не вздумай вводить новомодную практику общих исповедей: «Грешен Богу словом, делом, помышлением…» Сохрани тебя Господь от этого! Исповедь есть таинство, а таинство общим не бывает! Тайна сия велика есть, так велика, что смертному и не понять всю глубину ее. Кто объяснит прощение грехов человеческих? Кто сможет это ясно представить? Ни кто! Ни кто из праведных и не пытался подобное творить. Нам заповедано, что грехи прощаются во время исповеди, все. Не умно и попыток делать по разузнованию происходящего. «Тайна сия велика есть…».
Теперь о наболевшем – о пожертвованиях и дарах храму. Скажи, ты голоден, наг, нищенствуешь? Нет. Да не введут тебя в соблазн дорогие машины, изысканные яства и одежда роскошная других священников. Пыль алтарная да не останется на перстах твоих. Но и не осуждай делающих непотребное – Господь Сам рассудит, Он овец Своих пастыреначальник. Не нашего ума это дело, судить того, над кем Судия есть. Ты свое делай, себя суди, так проще и полезней.
Бог везде один, единственный. И в пустыне отшельники находили злато, а в городах многие испытывали оскудение. Что тебе надо, а точнее – полезно, то ты и получишь хоть в городе, хоть в деревне, все едино. Посему не стоит присваивать храмовое, не добро это. Молиться надо, просить у Бога вспомоществования. Его длань коль щедра, столь и милостива, любое чадо Свое покроет и прокормит. Проси Его помощи, Его даров, равно как и Матери Божьей. Она все перенесла, от унижений и скудости бытия до видения мук Своего Сына. Она, «Заступница усердная рода Христианского», как ни кто знает беды погрязшего во грехах рода человеческого, и всегда готова прийти на помощь нам, немощенствующим духом своим.
Сторонись мира даже в Церкви, сторонись его. Все пройдет и будет только вечность. Либо вечность смерти, либо вечность жизни о Господе. Что жизнь человеческая – несколько десятков лет. А потом переход в мир иной, чистый, справедливый и праведный. Что искал в жизни земной, чего взыскивал, то и получишь по кончине. Мира о Господе и желаю тебе, мил ты мой человек, чадо любезное.

Отец Антоний.







Благословения Божьего тебе, матушка и сестрам обители вашей!

Ну, дорогие, что все про видение спрашиваете? Ваше ли это? Да, многие окормляются в вашей пустыньке, черпают люди живую воду от источника древнего, чистого, утоляют жажду духовную. Но стоит ли опять и опять возвращаться к тому ужасу, который мне открыл Господь? Я по ныне не знаю, стоило ли вообще об этом говорить.
Вы выжили монастырем в страшные времена, тогда даже просто вера в Бога каралась нещадно. Вы сохранили устав, свою праведную жизнь, многих привели во храм. У Господа все учтено, мню, и ты, и сестры почислены как ближние Спасителю. Кто хоть раз бывал у вас, навсегда оставил в душе своей воспоминание о мире и покое вашей обители. Блаженной памяти отец Алексий только и отдыхал-то от мира у вас. Так что вам видение?!
У вас нет машин, нет изысканных яств земных, ни кто, ни кого не держит в стенах обители, но ни кто и не уходит. Все, как в праведные первые времена христианства. Тогда вера влекла ко спасению, сейчас пытаются спасаться благословением правящего. Забыли уже все, что Бог есть любовь, только любовью и можно с ним воссоединиться, только так.
Видел я падения душ, даже православных. Все от неумеренности, все от желания большего наслаждения земного. Неуемность в своих желаниях – вот что приведет мир к концу. Для кого-то это злато, кому-то еда привлекательней, кто-то жаждет власти и славы. Но все это несовместимо с любовью, а лишь она самый верный путь к Богу, ибо Он есть любовь. Только любовь.
Эта полная истинная любовь подвигла апостола предлагать Богу себя в жертву, лишь бы спасти единоплеменников. Гонимый праведник Максим (Исповедник) пишет главы любви. Иоанн, Кронштадский чудотворец, сколь потрудился на ниве любви?! Даже иноверцам испрашивал исцеления и это истинная любовь – все мы дети Одного Отца. Чем юродивей чадо, тем более страждет Созиждущий.
Любви не присуща неумеренность, надменность и спесивость. Любовь всегда ласкова и щедра, всегда готова к самопожертвованию. Только любовь и содержит мир, без нее всех нас ждет тьма сатанизма, с его жестокостью и абсолютным эгоизмом. Где тут место жертве?! В этой ночи зла закон один – убей, или тебя убьют. Будет все это, будет. Тогда днем люди станут ожидать ночи, а ночь всю будут трепетать до наступления рассвета. Только и он не принесет желаемого отдохновения. Спокойствия тогда не обретешь ни днем, ни ночью, все едино, все пропитано будет злом.
Собравшие земные богатства будут особо страдать – где стяжание, там и душа человека. Об исповедничестве и мученичестве речи не будет – все продано будет за призрак благополучия. Кто сумеет любовь стяжать в нынешние времена, тот, хоть гоним и ненавидим будет миром, но устоять сможет. Находясь с Богом и в Боге, куда как покойней. Сохранит Господь рабов Своих, не даст им упасть. Стяжайте любовь. Выше нее ни чего нет, только она богоуподабливает человека смертного, дает ему надежду жизни вечной.
То, что еще вчера казалось невинным и безопасным для душ человеческих, завтра обернется страшной пастью, западней для жаждущих спасения. Увлечение едой, напитками, одеждой и пр. все это будет нести с собой адовый яд. Преподобный Серафим не просто так потчевал паству сухариками с водичкой. Не обычная умеренность, но полное воздержание только и может спасти человеков. Чем меньше мы привязаны к миру тленному, тем более имеем возможности соединиться с блаженством вечным.
Кажется, что тут такого – чаек испить с сахаром. А кто делал этот чай? Кто и как сахарок произвел? То-то и оно, что ответ ни кто не даст. Все химия, все обманное. Куда как полезнее травку заварить, или того же гледа. Да и вместо сахара ложечку медку откушать. Хотя я, грешный, тоже, бывает, откушиваю чай и с колотым сахаром. Все слабости наши.
Видишь, как малое превращается в большое. Так и спасение. Не стоит уповать на возможность сразу в праведниках оказаться. Стяжать праведность нужно по крупиночке, восходя по лестнице духовной жизни. Так скупец собирает земные достатки, мы же должны копить духовные сокровища. И как он прячет злато от глаз людских, дабы тати не прознали о его увлечении сокровищами земными, так и нам надо свое стяжание прятать. Особо – в последнее время.
Даже в благословенные времена великих русских богатырей и воинов пользовались полководцы засадными полками. Ныне же все наши достоинства тоже должны быть скрыты от глаз противника. Это и для себя полезно – гордыню не распалять, и врага спасения не вызывать на битву глупой отвагой. Еще прейдет час и мученичества, и исповедничества, всему свое время. Пока же не стоит открываться.
Хотя, конечно же, в попытке «быть как все», нельзя и полностью окунаться в мирскую жизнь, навыкать ей. К этому не призываю, просто нужна умеренность во всем. Ну, стань на перекрестке и вопи о своих взглядах и вере. Будет толк? Нет. А вот коли будешь жить по вере, кто-то и возьмет это себе на ум, постарается также поступать. Посему, поступать во всем нужно с рассуждением, умом и сердцем каждый поступок проверив. В этом и залог нашего спасения. Так людям и объясняй, мню – поймут.

Всегда помнящий вас отец Антоний.






Храни тебя Господь, чадо мое, дорогой N…!

Что же ты мечешься, что содержишь в смятении душу свою?! Просил благословения на семинарию – я тебе его дал, хотя и предупреждал о возможных негораздах. Теперь уже не время менять решение, надо только со смирением принимать отмерянное Господом. Скоро ведь и хиротония.
Зачем тебе эти сомнения в необходимости изучения семинарских предметов. Ты же знаешь историю, и в догматике достаточно силен, сделай вывод, только сомнения отбрось. Да, эта гомилетика суть католическая практика проповеди без вспомоществования Духа Святого. Лекции вместо живого слова. Оживотворенного слова. Ну, и что? Да, «основное» богословие и за уши не притянешь к вере – все порождение безумного в своей гордыни Х1Х века. Но впадение в грех сомнения – твое! Вот и думай о своем, а не пытайся судить кем-то сотворенное.
Святитель Игнатий как-то говорил, что «святость» ныне основывается на семинариях и академиях, а отнюдь не на том, что заповедано Апостолами и святыми отцами. Заповеданное отброшено, забыто и угнетено. Но ведь это не повод к тому, чтобы и самому отвергаться святости Церкви Апостольской. Нарушающие Ее законы – преступники, но ведь здравомыслящему человеку не придет в голову следовать примеру убийц, насильников, татей?! Иди своим путем, не просто не соблазняясь, но, даже не видя поступков других. Праведный Ной строил ковчег, не взирая на смех окружающих. Он исполнял волю Божью и все. Так и ты поступай.
Только не рвись получить приход городской – соблазн это, большой соблазн. Многие молодые батюшки объясняют свое стремление служить на большом приходе возможностью проповеди большему числу людей. Но запомни, и у служб будешь на учете, и руку запускать в храмовое заставят. Заставят, мил ты мой человек, заставят. Вот те лепты вдовиц и будешь брать из церковной скарбницы – а за что устраивать пиры власть предержащим?! В село иди, на деревню. Скудно там, но праведно. Люди-то они везде люди, что в городе, что в деревне. Только соблазна на селе меньше и больше труда, а это – слава Богу! Не так и в карман будут заглядывать, люди станут уважать не положение, а тебя.
Есть у меня друг, священник белорус, всю жизнь на сельском приходе провел. За его бытность настоятелем семь или восемь архиереев сменилось, а он видел лишь пару человек! Жил да и жил, хозяйство имел, сваркой прирабатывал – железо хорошо варил. Люди любят его и уважают. Сколь пытались его «смирить», а кто пойдет на беднейший приход?! Так-то, получается.
Ты спрашиваешь на счет оккультизма, магии. Видишь ли, вера в Бога предполагает и веру в наличие сатаны – мир симметричен. Только опасно все сводить к полной власти сатаны на земле, как поступают оккультисты, нельзя верить в его всемогущество. Да, они имеют и силу, и в чем-то власть над смертными, но только в той степени, покуда мы не прибегаем к помощи Всемогущего! Для нас ведь достаточно просто исповедовать Его, даже простая хвала Творцу делает нас сопричастными Его славы. Где уж тут место проискам бесовским?!
Что ты удивляешься всяким облакогонятелям, вызывателям дождя и пр.? Не о том же и Апостол говорил нам? Во всем этом важно не само происходящее, но суть его, природа этих «чудес». Общаясь с миром падших духов эти все бабки с дедками способны соблазнить человека своими «чудесами». Только чудеса ли это? Чудо – это действо надприродное, совершенное вопреки законам существования мира. Поэтому сотворить его может только Творец, Сам Законодатель. А смертный, суть – тварь, чудо не сотворяет, но только молит Бога о сотворении. Солнце по молитве остановилось – чудо, снег вокруг молящегося тает – чудо, по воде, яко по суху шествовать – также чудо.
Равно и падшие духи, будучи тварью, не способны к поступкам, которые противоречат закону мироздания. Но что за чудо бесам, сохранившим прежнюю ангельскую силу, перегнать облака? Дождь же вообще даже люди научились вызывать, так в чем чудо? Ты, как будущий пастырь, должен уметь людям растолковать, паству отучить верить этим «чудотворцам». Трудно это, но можно. Главное не на свои силы уповать, но на Бога. Причастие, исповедь настоящая, а не «грешен словом, делом, помышлением»… Тогда и плоды будут, на Страшном Суде меньше отвечать придется.
Касаемо пострига или женитьбы так скажу тебе. Лучше то, что проще позволит обрести желаемое. Посему праведная женитьба не только не укоризненна, но во многом спасительна. Супружеская жизнь сложна, весьма сложна, но оберегает и от многих соблазнов. Видишь ли, монастырь – это не стены и даже не храмы. Монастыри всегда старчеством духовно питались, дух основателей насыщал и будущих насельников. Старцы-зиждители молитвенно присутствуют в монастырских стенах, не оставляют поминающих их. Сергиева обитель, это ведь оплот православия. Она на себе и испытает первые удары антихристовы. Тяжко и Киевской будет. А западный очаг православия? Мню, сохранится, может, и уйдут насельники из стен Лавры, но православие не прервется. Велики и прославлены у Бога преподобные отцы, основатели святынь, вымолят спасение пастве своей. Без старцев остаются только стены, своды законов внешнего поведения, однако суть исчезает.
Монашество в миру – неподъемный крест, не может рыба без воды, а монах без обители. Одно искушение и только. На нас не смотри, мы все оставили там, за колючей проволокой. Страсти любые в этих местах не столь отдоленных обрекали на яму в земле сырой. Сколько костей там осталось! Вот уж, как ни где приходило понимание вредности пристрастий! Сказал один монах так: «Если бы все знали сладость пострига – все пошли бы в монашество. Знали бы искушения – ни одного чернеца бы не было». Нет монастырей, нет старцев, нет духа. Я отнюдь не говорю о полном отсутствии их, отнюдь. Не присутствуй духовность в мире, он бы не существовал.
Праведный Иосиф, Волоцкий чудотворец изгнан был из своего монастыря и из многих других. Святой Божьей милостью обосновал свою обитель, но и там особого спокойствия не знал – праведники не от мира сего. Если взять любого основателя монашеской обители – ни кто из них не был понят. Что уж говорить о сегодняшнем дне? Ныне праведность воспринимается юродством, а пуще – хитрым обманом, фарисейством.
По этому и молвлю тебе – женись. Говорит это тебе монах. Молись, дабы Господь послал в жене не утеху телесам, но отдохновение души – друга. Тяжек крест матушки – дети, семья, хозяйство, служба в храме и все дела по церкви. Матушка на приходе – мать паствы, только чтоб не стала мачехой. Очень тяжек этот крест, но также и достоин почтения. Батюшка грехи подымает людские молясь «о всех и за вся», матушка же земные хлопоты разбирает батюшкиной паствы.
Только не рвись в город на приход – все потеряешь, и духовность, и рвение, и чистоту. Юродствуй, так лучше. То здоровье, то скудость ума, то еще что-то, избеги богатых приходов – прелесть все это. Ты что думаешь, те, кого я видел летящими в яму, увлекаемых земным добром и благополучием, изначала не имели добрых желаний?! Что, они осознанно выбрали участь ада? Нет. Только, как сам знаешь, благими намерениями вымощена дорога в ад. Избежать грехопадения можно, всячески избегая того положения, в котором оно не просто возможно, но обязательно. Попал в такое положение – скорее избеги его. Греховные обстоятельства предположить не сложно, но надеяться на себя, на порядочность своих поступков в них – глупо и безумно. Лучше и проще избежать греховных обстоятельств, чем потом страдать от совершенного. Худые компании портят добрые нравы, дорогой. Эта истина всем известна, только далеко не всегда мы ней руководствуемся.
Так что вонми всему, что я тут изложил. Душа болит о тебе – тяжек крест пастырский.

Всегда твой отец Антоний.




Любезное чадо мое, дорогая N…!

Огорчен неладами в семействе вашем, весьма огорчен. Любые несогласия нужно воспринимать как плоды действия лап когтистых, вражеских. В супружестве же должно сугубо беречься даже малых размолвок, ибо семья это малая Церковь.
Много ты тут возвела обвинений на мужа – зарабатывает мало, и в домашнем хозяйстве не больно помогает, выпивает частенько… Вероятно, так оно и есть. Но давай мы посмотрим с другой стороны – если ты будешь безконечно высказывать ему свои неудовольствия, что-то изменится? Не думаю. Скорее, наоборот – станет чаще задерживаться с друзьями после работы. А она у него весьма трудная.
В старые времена среди простого люда бытовало красивое выражение такое: «мужнина жена», по иному – «женщина мужа». Это говорилось с гордостью. И несло оно в себе очень много смысла – прежде всего, принадлежность мужу, законность брака, подчиненность мужу, радость материнства – все. Ныне каждый норовит быть «независимым», самостоятельным, как говорится – сам себе голова. Но двое-то в «плоть едину», так что и голова должна быть одна! Вот и наполнены детдома сиротами при живых родителях. Чаю, брошенных детей сейчас не меньше, чем после войны было. Да по два-три раза женятся горе-супруги, а то и вовсе в блуде живут. Кое-кто даже заводить чад не хочет, дабы не обременяли, оскверняя супружество одним удовлетворением своих похотей.
Не уговариваю тебя полностью смиряться, хочу только, чтобы ты исполняла свой долг: «Жена, да боится мужа своего». Любовью и лаской скорее обретешь желаемое, чем склоками и раздорами. Не Божье это дело, не Божье. Значит, и плоды будут злыми, вражьими. Ты вот говоришь красиво, но на водоворот в реке тоже смотреть интересно, пока в нем не окажешься. Что развод даст? Еще одно грехопадение и ни чего другого. «Что Бог сочетал, человек да не разлучает». Ни чего не говорится об обидах взаимных, о каком либо исполнении обязанностей, только: «…человек да не разлучает». Увещевает исполнять надлежащее, но не более того. Вот и следуй этому назиданию.
Когда я начал служить, еще при топке, очень редко приходили исповедоваться расторгнувшие свой брак. Бывало, что придет фронтовик домой, а там либо неожиданное пополнение, или, что еще пуще – новый хозяин. Обычно же жены ждали мужей, и по десять лет ждали. Не на каждого ведь похоронка приходила, да и СМЕРШ многих определял на стройки народного хозяйства, все было. Женщины принимали мужей и кривыми, и безрукими, и безногими – со всем сами управлялись. А времена-то были еще те, на пенсию по инвалидности не проживешь! Голод, холод, нужда безконечная. Но верность хранили. Не подсчитывали, кто больше работает, кто больше в семью денег приносит – счастливы были от возможности быть рядом со своей половиной.
Радуйся дарованному Богом счастью быть мужниной женой. Радуйся подарком Господа – детьми, хорошие они у вас. Наслаждайся счастьем о Господе в законном супружестве, не мучай душу бесовской химерой: «А может, так было бы лучше…». Вот таков мой тебе сказ.

Молюсь и помню. Отец Антоний.




Радуйся о Господе, дорогая матушка! Мир и благословение Божие тебе и сестрам!

Весьма огорчен я той мыслью, что больше не смогу посетить обитель вашу – здоровье совсем подводит, даже стоять трудно. Чаю, призовет скоро Господь к ответу, не долго мне еще странничать – домой пора. Отцы святые сны относят к соблазнам, мой старец не совсем так думал, только советовал не увлекаться сновидениями, отличать их по духу. Там, в неволе, десятки лет снилась служба, которой был лишен. Даже наказан был не единожды за то, что ночью во сне громко пел славу Господу, Богородице, святым… И не только со мной это случалось. Все духовенство надеялось и грезило Литургией. Самое страшное для нас – отсутствие службы.
Теперь во сне приходят отцы – почившие своей смертью, или умученные, но все с блаженным ликом. Ты знаешь, как старец мой воспитывал отсечение воли, боролся со своеволием нашим. А вот на старости лет появляются желания. Самое большое – спасение духовных чад, второе – встретиться с ушедшими из мира сего. Третье, признаюсь честно, удовлетворение любопытства – хотелось у отцов почивших узнать многие подробности из того времени. Люди спрашивают, а я и не знаю что сказать, по газетам да журналам не привык говорить. Нечего сказать – молчи. А если и есть что молвить – рассуди, не во вред ли это брату твоему.
Апостолы призывали первых последователей Христу выносить все негоразды свои на суд церковный. Правда, при одном, но очень важном условии – решение суда должно зиждиться на любви. Любовь должна определять мнение судей. Ныне даже исповедь у духовника могут использовать в своекорыстных интересах не любовью движимые лица. Сама все знаешь, и может лучше, чем я.
В том, что к обители вашей подбираются – удивительного не усматриваю. Вы давно уже костью в горле у многих стоите – как можно к рукам прибрать монастырек? Дом – свой, в наградах и приседаниях во главе стола – не нуждаетесь. Настоятельницу определяют старцы-духовники, подкупить их невозможно. Нельзя и заставить – городские приходы отцов не интересуют, да и большинство из них уже за штатом по возрасту. Посему я и увещевал тебя не отказываться от пения в храме при любом настоятеле – меньше претензий будет, меньше искушений.
Не удивителен и интерес «катакомбников». Для них подчинить себе обитель, это дело возможности увлечения в раскол новых верующих. Раскольники, как бы не подавали себя – усыхают, ибо отрешились от питающей лозы Русской Церкви. Теперь делятся, еще и еще раз раскалываются. Утеряв дух, остановившись на событиях времен давно минувших, все эти «церкви» давно уже не опора для спасающихся. Приезжали ко мне они не раз и все какие-то споры, обиды… Говорят о чем угодно, только не о спасении.
Не бойся всех этих посягательств на обитель. Исчезнуть ей определено, но в свое время, и это лучше, чем кто-то будет именем пустыньки торговать. Для верующих какой может приключиться соблазн от подобного? Все равно, как дырявым ведром из ключа воду пытаться носить, только не каждый сразу все поймет.
Закройте двери для всех, ни кого из новых послушниц не принимайте – кто хотел найти, уже обрел. Для продолжающих взыскивать еще хватит духовных наставников, да и книг святоотеческих ныне множество. Время бесед прошло, сейчас надо делать, нужно жизнь перестраивать на полное отрешение от мира, общества, самого государства. Вот и научай сестер этому. Лучше, если они переберутся из Верхнедонского севернее, избрав для себя селение с храмом и духовным пожилым настоятелем. Делать это надо не откладывая в долгий ящик – скоро землю купить будет невозможно. Тут и коды вступят в силу, и люди антихриста землю начнут прибирать к своим рукам. Земля тоже не везде родить станет – сушь водная и духовная.
Не рассказывай и о жизни обители, не раздавай скарбы на сторону. Что кому надо узнать – узнает. А то, чего доброго, и канонизировать кого-то из матушек схимниц захотят. Или отцов духовников. Смотрю и удивляюсь – чуть не в каждом крупном храме мощи почивают. А в монастырях – уж правилом стало. Стар я уже, наверное, чтобы это понимать и принимать. Оглядываясь в прошлое, я, грешный, не нахожу примера подобному. Преподобного Серафима житие целая комиссия изучала, прославление – праздник всей России! А тут «местночтимые». Если святой – то святой, а нет, то зачем огород городить.
Мню, Церковь земная, воинствующая, не может пребывать в мире с миром, исполненным греха и греховности. Прежде должна быть борьба с собственными слабостями, борьба очищения от пристрастий земных. А победивший в этом противоборстве, даже невольно становится воителем за спасение душ человеческих. Кто из подвижников уединялся в пустынях, лесах, монастырском затворе движимый желанием спасти мир? Ни кто! Они жаждали спастись, очистившись от греха. А уже потом становились светочами для всех людей – и верующих, и неверующих. И из этих своих пустынь просвещали весь мир человеческий.
Игумен земли Русской от златого креста отказался. Серафим, Саровский чудотворец, с медным всю жизнь прошествовал. Совсем не то во время наше. Наставление праведников жизнью своей особо важно ныне, когда речь уже идет не в выборе между травой или картошкой – уже и человечину употребляют. Куда уж пуще?! Чрево губит людей, чрево и страсти.
Сестер наставляй, как право служить Богу – добром и любовью, отнюдь не осуждением. Готовь их к временам грядущим, страшным, но не запугивай. Господь милостив – страждущему, всегда возольет елей на рану, будь то душевная или телесная, а истинно взыскивающему спасение, подаст его.

Храни вас всех Господь. Отец Антоний.

Напишите мне



Используются технологии uCoz